За пригоршню баксов
Шрифт:
– Извините меня за любопытство.
Вот теперь выстраивается схема… Конечно, таких больших денег Инна Марецкая не зарабатывает… Просто помощь друга… Или любовника… Хватает всем, даже Марецкому… Нефть… Нефтяники иногда жалуются… У них дела идут то лучше, то хуже, но в целом – все гораздо приличнее, чем у остальных… Валютные дела… Непересыхающий долларовый ручеек… Вице-президент… Запросто может выделить охрану… И деньгами помогает… У него есть
– Еще раз извините, Игорь Александрович. Ваша сестра летит в Германию вместе с вами?
– Вы о той поездке, что намечается у нас с Патрицией?
– Именно.
– Инна прилетит на следующий день.
– С другом?
– А какая, прости, тебе разница?
– Этот человек из «Сибнефтеальянса» летит?
Наверное, Марецкий вспылил бы, но рядом была Патриция, он сдержался и бросил коротко:
– Нет!
Патриция проворковала ему что-то нежное. Но он никак не мог успокоиться.
– Есть темы, о которых мы можем говорить. А есть темы, о которых говорить не можем.
Китайгородцев развернулся, посмотрел в глаза своему собеседнику и ответил:
– Игорь Александрович! Вашей сестре угрожает опасность. Не вам, а именно ей. Я только сейчас это понял.
Двери музея были заперты. На них табличка «Музей закрыт». Пришлось стучать. Открыл сам Андрей Андреевич.
– О! Я вас жду! Добро пожаловать!
У него был вид человека, вдруг обнаружившего на пороге своего дома нежданных гостей, каких-то очень дальних родственников, которых с удовольствием не видел бы еще долго-долго.
– Кто из посторонних в здании? – быстро спросил Китайгородцев.
– Никого! Как договаривались!
Китайгородцев подтолкнул своего напарника. Тот торопливо пошел вперед, осматривая зал за залом. Бабушки-смотрительницы бросали ему вслед испуганные взгляды. Два метра роста, широк в плечах и лицом суров.
– Сразу пройдем в ваш фамильный зал? – предложил Марецкому Андрей Андреевич.
Был вежлив, но за вежливостью что-то скрывалось. Уж не затаенное ли раздражение?
Когда-то вступил в сделку со своей совестью, уговаривая себя, что действует в интересах дела, а позже обнаружил вдруг, что сделка оказалась невыгодной и крайне обременительной. Как интеллигентный человек, он трусил, не смея дать задний ход, но и выполнением принятых на себя обязательств тяготился и теперь сердился на себя самого, на окружающих тоже, только им старался неудовольствия не демонстрировать.
И Марецкий был не в духе. Шел через залы, взяв Патрицию за руку, но так он был тороплив и так невнимателен к своей спутнице, что казалось – тащит за собой провинившуюся девчонку, которой нужно задать хорошую трепку.
– Наш музей проводит научные изыскания, и в том числе отслеживает историю рода Тишковых –
Патриция вежливо кивала ему в ответ, явно при этом не понимая ни слова. А Марецкий, погруженный в свои мысли, даже не потрудился объяснить экскурсоводу-добровольцу, что девушка не говорит по-русски.
В «зале Марецкого», как его окрестил про себя Китайгородцев, уже маячил охранник.
Андрей Андреевич забежал впереди гостей, встал перед ними с распростертыми руками, словно не хотел пускать дальше, и вкрадчиво произнес:
– Мы с вами находимся в зале, посвященном истории одного-единственного рода, одной семьи, которая заслужила такое право, которая жизнью всех своих представителей доказала, что имеет на это право…
Говоря, он обращался к Патриции. Марецкий по-прежнему не вмешивался.
– Сюда пройдемте, – предложил Андрей Андреевич.
Он увлек Патрицию за собой, а Марецкий поотстал. Обернулся к Китайгородцеву.
– Ты уверен, что не ошибаешься?
Все это время думал о сестре.
– Ей угрожает опасность, – сказал Китайгородцев.
– Там, в Германии?
– Думаю, что да.
– И что же с нею там случится?
– Вряд ли это будет убийство. Скорее всего – похищение.
– Зачем?
– Выкуп, – сказал Китайгородцев. – За нее потребуют выкуп.
Телохранитель Китайгородцев:
Связаться с Евдокимовым… Немедленно… Будет тревога… Если в Москве есть кто-то, кто за Марецкой присматривает… Если только заметят суету… Нет, пока никаких шагов… Пока нет плана – никаких шагов…
Подъезжая к кладбищу, Китайгородцев связался с Костюковым.
– Тут чисто, – доложил Костюков. – Было два «груза», мы их подняли и выпроводили.
«Грузы» – это пьяные. Словечки из прежней, милицейской жизни Костюкова. Так они и в «Барбакане» прижились.
Один «груз» обнаружился на самом подъезде к кладбищу. Так и не дошел до дома, бедолага. Лежал в придорожной пыли, никак не реагируя на происходящее вокруг него.
– О! – округлила глаза Патриция.
Обеспокоенно посмотрела на Марецкого. Тот что-то сказал на немецком.
– О! – опять произнесла Патриция, но теперь уже с ноткой осуждения.
Костюков дожидался их у памятников-новоделов. Второй охранник маячил поодаль.
– Ситуация начинает проясняться, – сказал Костюкову Китайгородцев. – Ты знаешь, кто ходит в любовниках Инны Марецкой? – И, не дожидаясь ответа, закончил: – Вице-президент «Сибнефтеальянса».