За пригоршню баксов
Шрифт:
Костюков присвистнул и посмотрел на Марецкого и его спутницу, стоящих перед памятником.
– Значит, он никому не нужен, этот Марецкий?
– Никому, – подтвердил Китайгородцев. – Кто-то крутится вокруг него, имея целью его сестру.
Они думали, что неприятности угрожают Марецкому, но никак не могли вычислить его врагов. Тех людей, которые старательно плели паутину. А они не вокруг Марецкого ее плели, оказывается, а вокруг его сестры.
– Они все делают для того, чтобы у Марецкого состоялась поездка в Германию, – сказал
– Но почему именно Германия?
– Я не знаю. Или там им легче ее похитить, или прятать там ее лучше…
– А скорее всего – они боятся действовать в России, – высказал предположение Костюков. – Все-таки вице-президент нефтяной компании, человек со связями. Он поставит на уши всех. С одной стороны будут органы давить, милиция да фээсбешники, а с другой – паханы криминальные, их тоже подключат к поискам, без сомнения. А Германия – другое дело. На германскую полицию не надавишь. То есть этот ее любовник будет попросту выключен из игры. Ему ничего другого не останется, кроме как терпеливо сидеть и ждать.
– Не ждать, а собирать деньги, – поправил Китайгородцев. – Когда те ребята начнут ему по одному присылать отрубленные пальцы Марецкой, он долго не продержится. Уже после получения первой «посылки» согласится заплатить выкуп.
Китайгородцев всполошился, когда увидел, как Марецкий вытягивает из кармана трубку сотового телефона.
– Извините, вы не в Москву собрались звонить?
– Да.
– Сестре?
– Допустим.
– Не надо, – сказал Китайгородцев.
– Почему?
– Не надо, – повторил Китайгородцев. – Пока пусть все идет, как идет.
Он так хотел успокоить Марецкого, что даже взял его дружески под локоток, чего никогда прежде в общении с клиентами себе не позволял.
– Если вашей сестре угрожает опасность, то не здесь и не сейчас, а позже, в Германии. Будет лучше, если мы не будем поднимать тревогу. Хотя бы еще день или два. Нам надо определиться, как действовать дальше. Слишком все неожиданно.
Марецкий машинально продолжал попытки набрать телефонный номер, но в этой глухомани мобильная связь отсутствовала, и у него ничего не получалось. В машине у Китайгородцева был спутниковый телефон. Марецкому он об этом даже не сказал. Не надо тому звонить сестре. Лишнее это.
– Пока все должно идти так, как шло, – сказал Китайгородцев. – Никто не должен обнаружить, что мы что-то заподозрили. И уж тем более что мы поняли, против кого направлен удар. Вашу сестру ждут в Германии. Вот пускай она спокойно и готовится к поездке.
– А дальше?
– А дальше я пока не знаю, – признался Китайгородцев. – Предварительный план действий мы выработаем к сегодняшнему вечеру. Детальный – к вечеру завтрашнего. Но одно я могу сказать вам точно. Ни вы, ни ваша сестра в Германию не поедете.
– Ты сошел с ума? – сказал Марецкий.
Свою растерянность
– Точно, ты сошел с ума, – продолжал он. – Да меня там будущие тесть с тещей ждут. Уже пива наварили и тушеной капусты со свиными ножками наготовили. Ты хоть понимаешь, что от этой поездки зависит вся моя дальнейшая жизнь?
– Еще бы. Уж на ближайшие месяцы – это точно.
– Почему же на месяцы?
– Потому что все это время вы, отложив все другие дела, будете заниматься только одним – собирать деньги.
– Какие деньги?
– Которыми вы заплатите выкуп за вашу сестру. Поймите, что там, в Германии, она пробудет рядом с вами совсем короткое время. А потом ее похитят. По крайней мере, так планируется. Но те люди пока не знают, что мы об этом догадываемся. И только это их неведение позволяет нам спокойно обдумать наши дальнейшие действия.
– Все! – подвело итог прожитому Юшкин. – Хана!
Он лежал на кровати и смотрел в потолок. А лицо безжизненно-серое, прямо хоть сейчас выписывай свидетельство о смерти, все равно ничем иным дело не закончится.
– Прикончат, как пить дать, – произнес Юшкин бесстрастно.
– Кто? – осведомился его тюремщик.
– Твои же и прикончат. У меня еще была надежда. Думал, может, постращают, а я пообещаю деньги вернуть. Ну, хотя бы скажу, где и как их можно взять. Я же вижу, какое обхождение. Кормят, как в ресторане. Водку наливают не жмотясь. В общем, расслабился я. Нет, сначала испугался, конечно. Думал, что тебя как раз и определили в палачи. А потом вижу: нет, ошибочка. Ты и сам, видать, не в курсе. И я расслабился. Думал, ну не могут же они столько со мной возиться, если всего-навсего хотят убить. Давно убили бы. А так – вроде виды на меня имеют. А теперь вижу – хана. Прикончат меня.
– Зря ты так, – попенял ему парень.
Вроде как ручался за своих товарищей. Или начальников.
– Хана! – упрямо повторил Юшкин. – Все дело в том, что я ведь никакой не Марецкий. Юшкин я по паспорту. А они настаивали…
– Кто?
– Друзья твои. Слышал, что сторож сказал? Мы, говорит, постояльцев не фиксируем. А они ему – пиши! Ты понял? Им важно, чтобы записано было. Чтобы значилось: Марецкий. Вот под этой фамилий я умру.
– Не гони волну! – поморщился парень.
Ему был явно неприятен этот разговор. Он тоже устал жить здесь. Кругом только лес и комары, нет горячей воды, в туалете противно воняет хлоркой, еды много, но ни за какие деньги нельзя заполучить порцию горячей солянки. Здесь не было женщин, и это тоже угнетало. А еще вечером нельзя пойти в ресторан по причине отсутствия такового, и даже просто надраться до поросячьего визга тоже нельзя, потому как – служба, и у этого служивого нервная система уже начинала давать сбои, чему способствовало присутствие рядом Юшкина, мрачным настроением которого постепенно заряжался и его тюремщик.