За пылью веков
Шрифт:
– Ты не спишь. Зачем еще тебе понадобились эти документы? Какое отношение твоя родня имеет ко всему этому? – глаза продолжали гипнотизировать Сашу, не давая возможности соврать или уйти от ответа, и та заговорила:
– Это семейная легенда. Мой прадедушка ушел на фронт добровольцем из Ленинграда, еще до начала Блокады. Служил в саперной роте. Закончил он войну в районе Кенигсберга. Они наткнулись на какой-то бункер, вкруг заминированный, но не взорванный. Немцы просто не успели его взорвать. Начали его очищать от заложенной взрывчатки и нашли там кучу документов на непонятном языке. Прадедушка
– Меня зовут Локи! – казалось, его голос эхом разнесся по комнате. – Ты говорила, что дорого бы дала за то, чтобы пообщаться с богами? Можешь придумывать цену!
Он расхохотался, и от звука этого смеха Сашу затрясло еще больше.
– Что такое «СМЕРшевцы»? – он опустил голову и снова уперся взглядом в женщину.
– Русская военная контрразведка. Прадед говорил, что они забрали все документы, и больше никто ничего о них не знал. Отпустите меня, пожалуйста… – Саша попыталась сделать шаг назад, но была остановлена держащей ее стальной рукой.
– С чего вдруг ты перешла на «вы»? – Локи усмехнулся, проводя взглядом линию до двери.- Испугалась? Можешь не отвечать, знаю, что испугалась. Только бояться тебе надо не меня. Во всяком случае, пока…
Он резко притянул Сашу к себе и больно впился ей в губы, не оставляя возможности не то что вырваться, а даже вздохнуть. Входная дверь резко распахнулась и впечаталась в стену. На пороге стоял разъяренный Донар, при виде которого Саше захотелось притвориться невидимкой и исчезнуть.
– Что ты сделал? – он произнес эту фразу, четко разделяя каждое слово, словно кидая огромные валуны, и эхо от их падения разносилось по земле, как сейчас оно разнеслось по комнате.
– Поцеловал эту женщину, если ты не заметил за вышибанием двери,- Локи отстранился от замершей Саши и с издевкой воззрился на Тора. – Заметь, я тебе не мешаю. Так что будь так добр, верни все на место и оставь нас.
– Нам нужно поговорить, – вошедший сделал шаг назад, берясь за ручку двери.
– Позже, – Локи кивнул, продолжая улыбаться.
Дверь закрылась, и Саша снова оказалась наедине с мужчиной, еще десять минут назад выглядевшим, как ее псевдоначальник и напарник, а сейчас… Он был похож на кого угодно, но только не на мифолога и ученого. Он медленно повернулся к ней, стирая улыбку с лица, и проговорил тихим, свистящим шепотом:
– А нам предстоит о многом поговорить…
====== 16. Сила слова. ======
Январь 1943 года. Расположение сил 39 армии под Смоленском.
Раздававшийся вдалеке грохот удаляющегося боя уже не раздражал ничьих нервов и не нагонял страха. Людям, сидящим в окопах и траншеях, было уже все равно. Они пережили атаку четыре часа назад и сейчас осознавали, что остались живы, хоть и нет больше рядом соседа по окопу. То тут, то там сновали бойцы медсанбата, на месте приводя в порядок легко раненых и забирая тяжелых. И оставляя
Саперный батальон стоял поодаль, чуть в тылу у основных сил, участвовавших в этой драке. Его тоже изрядно потрепало. Когда идет атака, вокруг свистят пули и земля рвется от попадающего в нее металла, никто не будет разбираться, из какого ты батальона и идти ли тебе в этот бой. Воюют все, вне зависимости от званий, регалий, возраста.
У жарко горящего костра грелись уцелевшие солдаты, разливая по кружкам кипяток из погнутого, покрытого сажей котелка. Начинался снегопад, и всем очень хотелось в землянки, хоть под какую-то крышу. Да только какие землянки через четыре часа после боя?..
– Мужики! Мужики! – к костру подбежал один из бойцов, размахивая перевязанной кистью. – Там сам Берзарин* приехал! Говорят, наши блокаду прорвали!!! Надавали фашисту по рогам!!!
Один из сидящих солдат резко вскинулся и встал напротив бойца, прожигая его горящими глазами. Это был молодой мужчина, которому явно не было еще тридцати, но седина уже выбелила ему виски, покрыв темные волосы несколькими светлыми прожилками.
– Куда приехал? Где, кто говорит?! – он лихорадочно облизнул губы, в которые тут же тысячей иголочек вцепился мороз.
– Да там, у штабного ДЗОТа**. И машина подъехала…
Мужчина резко развернулся, почти отшвырнув с пути паренька, и быстрым шагом направился в указанном им направлении. Его широкая сгорбленная спина в шинели непонятного цвета темным прямоугольником выделялась в начинающих сгущаться сумерках.
– Чего это с ним? Я присяду? – боец повернулся к остальным и уселся на освободившееся место, протягивая руки к огню.
– Да семья у него в Ленинграде. Жена и две дочери маленькие. Он добровольцем в августе сорок первого ушел, а их эвакуировать не успели. Уже, почитай, два года вестей нет. Он каждый день их поминает, чтоб только живы были… – усатый солдат протянул вновь прибывшему кружку с кипятком.- Ты на, выпей, погрейся. А то пока нас кухня догонит…
Апрель 1943 года. Новосибирск.
– Мама, а как папа нас найдет? Мы же из дома уехали и ничего ему не написали! – очень худенькая, почти прозрачная девочка с каштановыми волосами, заплетенными в две косички, дернула за руку маму и подняла на нее глаза.
Женщина стояла напротив Главной военной комендатуры Сибирского края и в нерешительности теребила кончики платка, которым была повязана ее голова. Она не сильно отличалась от дочери: очень худая, с изможденным голодом и титаническими усилиями лицом и поджатыми губами. Выделялись на ее сером лице только глаза – огромные, ярко-голубые, словно весеннее небо.
Женщина и маленькая девочка. Ленинградцы, не сломленные Блокадой. Эвакуированные из родного города, и доехавшие, дожившие до своего нового дома.
– Папа нас обязательно найдет, Галенька. Мы сейчас к товарищу командиру пойдем и узнаем, где он воюет. И письмо ему напишем, что с нами все хорошо, – женщина улыбнулась дочери, подумав про себя, что был бы только ее Ваня жив, а уж найтись-то они найдутся…
– И Надю из больницы заберем? – девчушка встала на носочки, потянув маму за пуговицу серого, пережившего три военных года пальто.