За семью замками. Снаружи
Шрифт:
Она лежит в спальне дома-мечты. Поперек её живота — рука человека, которого она любит. В животе — ребенок от него.
И всё это — полное говно. Потому что ни разу не повод для радости.
Ни разу не возможность отмахнуться от кошмара, прижаться к Косте плотнее, забыться, поплакать может, потому что это-то глазам хочется, почувствовав себя в полной безопасности, как это было раньше рядом с ним.
Больше так это не работает.
С тех самых пор, как он её предал.
С тех самых пор, как она узнала.
С тех самых
С тех самых пор, как он не захотел это принять.
Снова пришел. Снова увидел. Снова, сука, победил.
Забрал. Привез. Легким движением руки уничтожил её жизнь ради собственной прихоти.
Сволочь.
Агата чувствовала, как в груди в очередной раз начинает клокотать гнев. Но в то же время знала: лучше гнев, чем страх. Потому что когда затапливает страх, ей в разы хуже.
Продолжая смотреть в потолок, чувствовать давление Костиной руки, Агата пыталась успокоиться.
Ей нужно в туалет. Умыться, прийти в себя, забросить что-то в рот, чтобы утром не тошнило, пока он не уйдет…
Но сделать это нужно так, чтобы Гордеев не проснулся. А он…
Слишком чутко спит. Ещё и наверняка что-то подозревает.
Спасибо, хоть не трогает. Типа дает ей время привыкнуть.
Скотина.
Предатель.
Рекетир.
Человек, посмевший сломать об колено её жизнь.
Он решил, что хочет её в жены.
Он решил, что их проблема в этом.
Он решил, что имеет право…
Не в силах справиться с эмоциями, Агата аккуратно отползла, села в кровати, чувствуя легкую тошноту, пошла в сторону ванной. Закрылась в ней, включила воду, подставила под струю руку, упершись другой в раковину…
Подняла взгляд, посмотрела на себя в зеркало…
Красотка…
Завидная невеста… Точнее жена уже.
Жена самого большого в мире говнюка.
А ещё дура. Какая же она была дура…
Решившей, что отчего-то исключительная. Что нашла себе ручного тигра, которого можно в своё удовольствие дергать за усы и упиваться тем, что тебе-то за это ничего не будет.
Только вот… Будет. Уже есть.
Давным-давно она чувствовала вибрирующей где-то в груди удовлетворение, когда он отбрил Сеню, запретив приближаться. Ей казалось, что это поистине мужской поступок. Причем поступок ради неё — её спокойствия, её желаний. Оказалось, он всё делал для себя. Интересовался для себя. Разбирался для себя. Женился для себя… И не женился тоже.
Ей нужно было очень внимательно прислушиваться и приглядываться, а не хлопать влюбленно глазами. К каждому его слову. К каждому его действую. Они ведь так красноречиво орали, чем всё закончится…
Подумаешь, невесту сменил? Мелочи…
Подумаешь, не спросил ни мнения, ни согласия? Это же Костя… Ему всё можно.
А ей… Просто страшно. Вот уже две недели, как страшно.
И плохо. Бесконечно плохо.
Она отторгает всё. Еду. Ребенка. Костю. Себя даже.
Ей всё противно.
Ей невыносимо.
Она просто ждет, что станет точкой кипения. Ждет, когда её накроет.
Со стороны, наверное, так и не скажешь, что в её жизни многое изменилось. Ведь какая разница, твоя тюрьма — это квартирка в многоэтажке или спальня в просторном загородном доме? Но для Агаты мир просто рухнул. Её перевезли, как барахло какое-то, не поинтересовавшись.
Костя был откровенно доволен тем, как талантливо всё порешал. Гаврила вроде как дружелюбен.
А Агата обнаружила в них людей, которых ненавидела всей душой. Которых с детства боялась. Из-за которых сидела за своими замками. Людей, которые слишком легкомысленно творят зло. Ломают жизни. Людей ломают. Её ломают.
Набрав в ладони воду, Агата плеснула ею себе в лицо. Раз. Второй. Третий.
И на шею сзади тоже, чувствуя, как затекает за шиворот.
Взмокла, как мышь. Из-за кошмара. А может потому, что Костя слишком любит прижиматься.
Приходит каждый вечер.
Рядом ложится.
Неужели не боится, что она заедет в шею осколком, к примеру? Четко в сонную артерию? Неужели не понимает, в каком состоянии человек, с которым он проводит ночи? Неужели она даже в теории не производит впечатление той, которая может навредить, чтобы спастись? А в её голове ведь систематически мелькает… Она его правда ненавидит. И себя тоже. Но его больше.
Агата хмыкнула, снова глядя в зеркало. Улыбка получилась кривой. Взгляд — потухшим. И в нем однозначный ответ: ничего она не производит. А он ничего не боится… Её — точно не боится.
У него всё хорошо. Одна мелочь — секса нет. Но это временно.
Надоест уламывать — нагнет и трахнет. Агата в этом отчего-то даже не сомневалась.
Сейчас он просто играет в «благородного». Он вообще постоянно играет.
А истинный Костя — это беспринципный сверхчеловек. Во всяком случае, таким себя мнящий. И она, к сожалению, не может противопоставить ему ничего.
Слишком слабая. Зависимая. Слишком была беспечной.
Всё о себе слила. Вся ему открылась. Ей не к кому обратиться. Ей некуда бежать. Если Костя захочет — он везде её найдет.
Замки, дура, менять собиралась… Надо было драпать не в родной город, а за самую далекую границу. Надо было делать тест сразу и сразу же делать аборт. Надо было адекватно его оценивать. Адекватно, а не так, как хотелось.
Потому что хотелось романтики с негодяем, а получилась… Страшная-страшная сказка.
Которой вряд ли светит хороший конец. И всё, что в её силах — это попытаться его приблизить… Или отдалить.
Сейчас Агата шла по первому пути.
Молчала. Морозила. Не позволяла себе вступать в открытую конфронтацию, потому что с психами нельзя. Но от одной мысли, что может стоило бы подластиться, может стоило бы договориться, ей становилось так же тошно, как из-за долбучего токсикоза.