За синим горизонтом событий
Шрифт:
Мечты обладают властью. Мечты — это нечто вроде высвободившегося безумия. По контрасту со снами Вэна легкое прикосновение Джанин Хертер было почти неощутимо, а педантичные двухминутные дозы Питера Хертера напоминали уличный сигнал: останавливаешь машину, нетерпеливо ждешь, пока сменится красный свет на зеленый, и едешь дальше своим путем.
Я чувствовал то же, что и Питер: возраст, иногда голод или жажду, а один раз — угасающий гневный сексуальный порыв одинокого старика.
Поудобнее усаживаясь в кресло, я напомнил себе, что и на этот раз ничего особенного не будет. Что-то похожее на лёгкое головокружение, когда слишком засидишься в одной позе и, вставая, приходится немного подождать, пока это ощущение уйдет. Но на этот раз оно не уходило. У меня все начало расплываться перед глазами из-за того, что я как бы одновременно смотрел двумя парами глаз. Невыразимый гнев, беспредельная тоска одинокого старика, и все это без слов, как будто кто-то шепчет мне на ухо, а я не могу разобрать слова.
А оно все продолжалось и продолжалось. Туман у меня перед глазами усилился. Я начал терять пространственную ориентацию и впадать в какое-то наркотическое состояние. Это второе зрение, которое никогда не становилось ясным, вдруг стало показывать что-то невообразимое. Такого я раньше никогда не видел. Это не имело никакого отношения к реальности. У меня в мозгу возникали фантастические видения. Женщины с клювами хищных птиц. Большие металлические чудовища, которые катятся внутри моих глазниц. Фантазии. Сны.
На этот раз обещанной двухминутной дозы не получилось. Сукин сын основательно уснул прямо на кушетке.
Хвала Господу за бессонницу стариков. Сон Питера Хертера не продолжался восемь часов, как у всякого нормального человека, а всего лишь около часа. Но это были неприятные шестьдесят минут. Когда непрошеные сны бесследно исчезли из моей головы, я побежал к Эсси. Она не спала, сидела, прислонившись к подушке.
— Все в порядке, Робин, — сразу успокоила она. — Был интересный сон. Приятная перемена по сравнению с моими собственными.
— Я убью этого старого ублюдка, — пообещал я. Эсси, улыбаясь, покачала головой.
— Это невозможно, — сказала она.
Может быть. Но как только я убедился, что с Эсси все в порядке, я вызвал Альберта Эйнштейна.
— Мне нужен совет. Можно ли как-нибудь остановить Питера Хертера?
Он неторопливо почесал нос.
— Вы имеете в виду непосредственные действия, Робиннет. В нашем распоряжении соответствующих средств нет.
— Не нужно мне этого говорить! — возмутился я. — Должно найтись что-нибудь!
— Конечно, Робин, — медленно ответил он, — но, мне кажется, вы спрашиваете не ту программу. Непрямые действия могут помочь. Как я понимаю, тут имеются некоторые не решенные юридические проблемы. Если вы решите их, то сможете подумать о требованиях Питера Хертера и таким образом остановить его.
— Я уже пробовал. Это замкнутый круг, черт возьми! Если бы я мог остановить Хертера, то, может, Корпорация вернула бы мне контроль. А он тем временем сворачивает всем мозги, и я хочу это прекратить. Нельзя ли воспользоваться какими-нибудь помехами?
Альберт пососал трубку.
— Не думаю, Робин, — наконец проговорил он. — Я не очень понимаю ваше состояние.
Это меня удивило.
— Ты ничего не чувствуешь?
— Робин, — терпеливо сказал он, — я ничего не могу чувствовать. Вам важно помнить, что я всего лишь компьютерная программа. И не та программа, с которой нужно обсуждать природу сигналов от мистера Хертера. В этом случае ваша психоаналитическая программа была бы куда полезнее. Аналитически я знаю, что происходит: в моем распоряжении все данные о поступающем излучении. Но на физическом уровне — ничего. Машинный разум не подвергается воздействию. Каждый человек что-то испытывает, я знаю это, потому что об этом приходят сообщения. Есть Доказательства, что и млекопитающие с большим мозгом: приматы, дельфины, слоны — испытывают беспокойство. Может, даже остальные млекопитающие тоже, хотя тут свидетельства слишком неочевидны. Но, еще раз повторяю, физически я ничего не испытываю... Что касается помех, которые глушили бы сигналы с Пищевой фабрики, что ж, это вполне возможно. Но каков будет результат, Робин? Вы же понимаете, что источник помех будет совсем близко от Земли, а не в двадцати пяти световых днях. И если уж мистер Хертер на таком расстоянии способен вызвать некоторую потерю ориентации у всего человечества, к чему же приведет более близкий сигнал?
— Вероятно, будет плохо, — обескураженно ответил я.
— Конечно, Робин. Возможно, гораздо хуже, чем вы предполагаете, но без эксперимента все равно сказать невозможно. А поскольку в этом эксперименте подопытными должны быть люди, я не могу предпринять его.
За моим плечом Эсси вдруг не без гордости проговорила:
— Да; не можешь! И лучше меня этого никто не знает.
Она молча подошла сзади, босиком по толстому ковру. На ней был свободный халат, волосы убраны в тюрбан.
— Эсси, почему ты встала? — воскликнул я.
— Мне стало ужасно скучно в постели, — капризно ответила она, ущемив мне ухо пальцами, — особенно надоело спать одной. Какие у тебя планы на вечер, Робин? Если ты куда-то приглашен, я хотела бы пойти с тобой.
— Но... — начал было я... — Эсси... — Я хотел сказать ей: «Ты еще не должна этого делать!» или «Ну не перед компьютером же!» Но она не дала мне возможности выбрать нужный упрек. Эсси прижалась ко мне щекой, возможно, для того, чтобы я почувствовал, что щека у нее снова налилась жизнью.
— Робин, — сказала она с солнечной улыбкой, — я гораздо лучше себя чувствую, чем тебе кажется. Можешь спросить врача, если хочешь. Она расскажет тебе, как быстро я поправляюсь. — Эсси повернула голову, чтобы поцеловать меня, и добавила: — В следующие несколько часов у меня есть кое-какие дела. Пожалуйста, продолжай болтать со своей программой. Я уверена, у Альберта для тебя есть много интересного. Правда, Альберт?
— Конечно, миссис Броудхед, — согласилась программа, добродушно набивая трубку.
— Значит, решено. — Эсси потрепала меня по щеке, повернулась и пошла к себе, и должен сказать, она совсем не выглядела больной. Халат на Эсси был не тесный и сшит по ее фигуре, а фигура у моей жены отличная. Мне не верилось, что исчезли все повязки с левого бока, от них не осталось ни следа.
Моя научная программа тактично кашлянула за моей спиной, и я обернулся. По своему обыкновению Альберт набивал трубку, глаза его загадочно мерцали.
— Ваша жена прекрасно выглядит, Робин, — с рассудительным видом констатировал он.