За спичками. Воскресший из мертвых
Шрифт:
— Ну, а где же сам Ихалайнен? Что хорошего ты о нем узнала?
— Хорошее то… что он, к счастью, не в канаве валяется… Он уехал в Америку, — ответила Анна-Лийса.
Майя-Лийса вытаращила глаза. Она хорошо знала, что означает поездка в Америку. Ее муж всякий раз угрожал бежать в Америку, когда она кричала на него, укоряя за пьянство. И теперь ей стало жалко Анну-Лийсу, которая осталась, так сказать, на положении вдовы. Она воскликнула:
— Значит, он уехал, бросив дом и жену! Нет, нехороший человек твой Ихалайнен!
Анна-Лийса окончательно
— Он же вернется оттуда… Ведь и до него ездили туда другие люди.
Майя-Лийса ответила ей, что, видимо, она не представляет себе, что такое поездка в Америку, да еще такого человека, как Ихалайнен. Она сказала:
— Ну да, вернется он… Жди… Нет уж, останешься вдовой, потому что в Америку уезжают те, которые хотят бросить своих жен.
И тут она стала подробно объяснять дело. Она рассказала, что ее муж нередко грозил уехать в Америку, с тем чтобы там найти себе получше жену. При этом она добавила:
— Вот, помнишь, уехал в Америку Пухакка? Он там взял и женился. А его жена тут осталась. Ну и проклятый же человек твой Ихалайнен!
Тут Анна-Лийса всплакнула, Майя-Лийса, продолжая браниться, спросила:
— А что ты сделала своему старику, раз он потерял терпение и уехал? Может, ты била его?
Тут Анна-Лийса с ужасом вспомнила, что она однажды ударила его. Это было именно тогда, когда она посылала Ихалайнена за спичками. Она тогда шлепнула его хлебной лопаткой, как это посоветовала Миина Сормунен, Правда, она шлепнула его шутя, и вряд ли Антти мог за это на нее обидеться.
Об этом происшествии она Майе-Лийсе, тем не менее, живать:{1}
— Никогда я его не била и ни разу не ударила… С самого венчания наша жизнь текла в полном спокойствии.
Майя-Лийса не могла тогда понять, почему Антти так поступил. Найдя еще одну причину, она спросила:
— Ну, может, ты лаялась с ним или бранила его за то, что нос у него такой большущий?
Анна-Лийса и в этом не считала себя виноватой. И в защиту себе сказала:
— Ничего такого я не говорила насчет его носа. Иногда только, бывало, скажешь ему: «Высморкал бы ты, Ихалайнен, свой носище…»
Теперь Майя-Лийса, взяв под свою защиту Анну-Лийсу, снова стала бранить Антти за то, что он так легкомысленно бросил свою жену. Теперь она забыла даже о своем кофе. Ведь в доме было большое горе.
Анна-Лийса плакала. Майя-Лийса с удивлением говорила:
— Одолела-таки нечистая сила, околдовала она Ихалайнена. Вот к чему приводит безбожная жизнь… Охо-хо… Охо-хо…
Анна-Лийса, казалось, совсем помешалась. Все думала о своих словах по поводу его носа и с плачем сказала:
— Неужели за эти мои слова он рассердился на меня? Ну кто может поверить, что он так обиделся за свой собственный нос и поэтому уехал? Да если б я могла знать это, я бы ему ни слова не сказала об его носище.
Сердце Майи-Лийсы разрывалось от жалости. Она принялась утешать Анну-Лийсу и высказала предположение, что старик Хювяринен, быть может, пошутил, тем более, что он, как известно, ужасный насмешник.
Это предположение настолько обеих успокоило, что они решили лечь спать.
Однако жалость Майи-Лийсы была недолговременна, она исчезла тотчас, как только Майя-Лийса вспомнила о кофе.
Потом последовала долгая ночь. Они спали в одной кровати, Майя-Лийса на месте Антти. Когда Анна-Лийса просыпалась хотя бы на минуту, она слышала жалобный голос Майи-Лийсы, которая что-то бормотала о кофе и о своем кашле. Один раз Майя-Лийса сказала:
— С холодным ртом пришлось в кровать лечь. Вот потому и дрожу от холода.
Время от времени Майя-Лийса упрекала:
— Ну и память у тебя дырявая! Спички забыла…
А иной раз Майя-Лийса просто начинала крепко браниться, хотя и видела, что Анна-Лийса и без того измучена печалью.
И тогда Анна-Лийса поняла, какое сокровище и какую опору она имела в лице Ихалайнена. Впервые со дня венчания она спала без него.
Наступило утро. Анна-Лийса встала и сказала сама себе: «Нет, никогда бы я не вышла замуж за женщину… Всю ночь она выла и скулила… Совсем другое дело мой Антти Ихалайнен».
Глава восьмая
Юсси Ватанен и Антти Ихалайнен собрались в обратный путь.
Купили все, что было нужно. Купили и обручальные кольца. Запрягли наконец лошадь. И вот поехали.
Мужчины сидели в своей телеге с таким блаженным видом, что каждый встречный хоть немного да растягивал свой рот в улыбку. Сидели они счастливые, совсем рядышком, как сиамские близнецы.
Когда проезжали мимо одного магазина, Антти сказал:
— Вот это, по-моему, лавка Пакаринена, раз над дверью висит вывеска: «Магазин Пакаринена».
— Вряд ли, — сказал Юсси. — По-моему, Пакаринен торгует где-то в другом месте.
Некоторое время ехали молча, потом Антти стал удивляться:
— Ну и домов же в этой деревне!
— Хватает здесь домов. Вот взять бы все эти дома, продать и все полученные деньги сложить в одну кучу. Пожалуй, ни одна лошадь не сдвинет с места такой груз, — сказал Юсси, а Ихалайнен добавил:
— Может, и сдвинет с места, но вот высоко в гору такой груз не поднять ей, если, конечно, сзади не подталкивать телегу.
— Да, в гору не поднять. Мерин Хювяринена и тот в гору не поднимет. Вот если пару лошадей запрячь, так они повезут в гору, если только сразу рванут вдвоем, да и то, пожалуй, дугу сломают, если она не из очень толстой черемухи.
— Дуга сломается, даже если она будет сделана из самой толстой черемухи, — уверенно сказал Ватанен.
Антти вдруг воскликнул с изумлением:
— До каких же пределов расширится город Йоки, если он и теперь тянется от канавы до другого своего края.
Так они беседовали, пока Антти не заметил человека, который подметал улицу. Посмотрев на него, Антти сказал: