За стеной. Тайны «Песни льда и огня» Джорджа Р. Р. Мартина
Шрифт:
В таком случае, если «Песнь льда и огня» неизбежно ожидает темное будущее, почему бы не повернуть историю вспять, к начальным фазам цикла романтики, связанным с комедией? А если авторы решают заняться исследованием предыстории своих фэнтезийных миров по другим причинам, возможно, их естественным образом влечет к сюжетам, в которых больше комедийного, чем романтического. Таким образом, хотя мы вряд ли когда-нибудь точно узнаем, почему же Мартин взялся за приквелы, не стоит удивляться, что, в отличие от самого эпоса, эти истории кажутся нам более легкими и развлекательными, исполненными в духе весеннего мифа комедии.
В действительности Дунк и Эгг словно воплощают комическую альтернативу более серьезных персонажей цикла. Дунк, бастард, ничего не знающий о своих родителях, не имеет никакой связи с королевскими семействами «Песни льда и огня», а потому не обременен какими-либо родовыми обязательствами. Хотя на
Что касается Эгга, он, может, и благородного происхождения и должен стать королем Эйегоном V, однако пока что всячески увиливает от стандартных обязанностей юного принца. Когда Дунк знакомится с Эггом, тот путешествует инкогнито (бритый наголо, чтобы не выдать себя характерными для его семьи золотыми или серебряными волосами), не желая выступать в роли оруженосца собственного брата. Дунк принимает его за подручного конюха и, уступая просьбам Эгга, неохотно принимает в собственные оруженосцы. Позже, когда личность Эгга выясняется, принц настаивает на том, чтобы остаться оруженосцем Дунка, а когда Дунк отказывается служить при дворе, Эггу позволяют сопровождать его в путешествиях, по-прежнему замаскированным под мальчишку-бедняка, что, по словам Дунка, послужит лучшим воспитанием юному аристократу. Его прозвище имеет не меньше трех значений: Эгг – сокращенная форма имени Эйегона; это прекрасная кличка для лысого мальчишки (в переводе с английского egg означает яйцо, и, как отмечает Дунк, «его голова действительно похожа на яйцо»); кроме того, яйцо нередко используется как символ возрождения. В некотором смысле Эгг перерождается, сбрасывая одежды и обязанности принца, чтобы увидеть жизнь глазами простолюдина. На самом деле впервые Дунк видит Эгга совсем голым, когда тот вылезает из ручья, словно новорожденное дитя.
С точки зрения сезонов следует отметить, что события «Межевого рыцаря» происходят весной: Дунк хоронит своего хозяина и начинает собственную рыцарскую карьеру, следуя словам Фрая о том, что комедия включает переход «от общества, управляемого привычкой, ритуальными обязательствами, деспотичным законом и стариками, к обществу под контролем юности и прагматичной свободы» (в отличие от романтики, которая преимущественно сосредотачивается на поддержании сложившегося порядка, а не на его свержении). Упоминания сияющего солнца, пусть и сопровождающиеся «весенними дождями», резко контрастируют с холодной, темной ночью, с которой начинается действие «Игры престолов», и сразу настраивают читателя на более веселый лад. Дальнейшие события разворачиваются в комедийном ключе, по крайней мере согласно структуре Фрая: скромный Дунк сначала побеждает распутного принца Эйериона, не давая ему покалечить кукольницу, а затем одерживает над ним верх в поединке, временно перевернув общественный порядок (крестьянин торжествует над принцем), – подтверждая мнение Фрая о том, что комедия подразумевает «перестановку общественных стандартов». Да, история связана с основным циклом: пьяный принц Дейерон подтверждает склонность Таргариенов к пророческим видениям, когда рассказывает свой сон о Дунке с мертвым драконом, верно предсказывающий смерть принца Бейелора, а поскольку схватка Дунка с Эйерионом, в которой каждого участника поддерживали шесть рыцарей, приводит к гибели Бейелора и изгнанию Эйериона, повествование вносит свой вклад в цепь невероятных событий, в результате которых Эгг оказывается на троне. Тем не менее «Межевой рыцарь» в целом выглядит незначительной историей, которая никак не влияет на общую оценку саги.
Более того, рассказ, очевидно, подготавливает сцену для ярких приключений, которые будут иметь мало общего с более весомыми материями «Песни льда и огня»: Дунк и Эгг станут бродить по сельской местности, формируя временные союзы и сталкиваясь с различными опасностями, и каждый эпизод повлияет на взросление Дунка и образование юного Эгга. Эту задачу прекрасно выполняет вторая история Дунка и Эгга, «Присяжный рыцарь»: Дунк присягнул мелкому рыцарю сиру Юстасу и должен защитить его интересы, когда живущая по соседству аристократка, овдовевшая
В целом история укладывается в предложенную Фраем модель мифа комедии, а не квестового мифа романтики. Во-первых, хотя опустошительная засуха придает рассказу трагическую окраску, попытка заставить противника разобрать запруду не выглядит столь впечатляющей, как конфликты, обычно встречающиеся в фэнтези; в какой-то момент Дунк называет это дело «идиотским соперничеством». Непродолжительные попытки Дунка подготовить крестьян сира Юстаса к возможной битве открывают их комическую непригодность к военной службе, а когда Дунк отказывается взять с собой Эгга к леди Роанне, тот за спиной у хозяина убеждает сира Юстаса потребовать его присутствия, и Дунк уныло жалуется, что его «провел десятилетний мальчишка», в очередной раз подтверждая собственную глупость. Дунк выигрывает заключительную схватку, однако это неуклюжее событие происходит посреди ручья и полностью лишено рыцарского блеска. Кроме того, выясняется, что сама схватка ничего не значит, и вопрос решает неожиданная и нелепая свадьба, которую Фрай называет «самым обычным» комедийным финалом. Свадьба также являет собой пример «манипуляции» и «невероятного перехода», часто имеющих место в конце комедии.
Однако несмотря на в целом комический дух, некоторые аспекты «Присяжного рыцаря» указывают на смещение в сторону более мрачного мира романтики. Во-первых, хотя фактические сезоны не всегда соответствуют метафорическим (согласно теории Фрая), следует отметить, что события этой истории разворачиваются летом, не весной, а на свет выходят зловещие вопросы династического наследования: участие сира Юстаса в попытке свергнуть короля Дейерона II становится ключевым элементом сюжета. Кроме того, сир Юстас – старик, живущий прошлым, постоянно повторяющий рассказы о давних битвах и вспоминающий о статусе своей семьи, когда-то гораздо более высоком, чем теперь; как пренебрежительно отмечает его рыцарь сир Беннис, старик непрерывно твердит о том, «как велик он был раньше». Его поведение отражает «крайне навязчивую ностальгию», которую Фрай считает атрибутом романтики, не комедии, и в дальнейшем на примере сира Юстаса мы видим, сколь губительной может оказаться такая склонность: одержимый воспоминаниями о более счастливых днях, сир Юстас забывает поддерживать силы, способные сражаться на его стороне, и Дунку приходится иметь дело с неподготовленными, отобранными в спешке крестьянами, в результате чего утрата рыцарем ручья, столь важного для его поместья, становится почти неизбежной.
Однако в конце концов сир Юстас наверстывает упущенное и возвращается в настоящее, соглашаясь с мнением леди Роанны, что «мир меняется», а женившись на ней, создает невероятный взаимовыгодный союз. В этом можно увидеть послание авторам приквелов: хватит корпеть над прошлым ваших миров, пора возвращаться к настоящему. Разумеется, не поговорив с Мартином, мы не можем утверждать с уверенностью, что он хотел сказать именно это или что он таким образом отреагировал на просьбы уставших от приквелов фанатов. Однако если писатель испытывает необходимость защитить создание приквелов, есть два возможных способа: признать, что в силу обязательств автор, взявшийся за приквелы, должен сперва закончить основную историю либо сделать приквелы более серьезными, встроить их в основной цикл, чтобы они не казались легковесными отступлениями.
Интересно отметить, что в третьем романе «Песни льда и огня», «Буре мечей», явно прослеживается желание повысить значимость историй Дунка и Эгга. В одной из сцен Джейме Ланнистер, новый лорд-командующий Королевской гвардии, упоминает Дунка как своего выдающегося предшественника:
«Кресло за столом было из старого черного дуба, с подушками из беленой бычьей кожи, вытертой от времени. До него их протирала костлявая задница Барристана Смелого, зады сира Герольда Хайтауэра, принца Эейемона Драконьего Рыцаря, сира Раэма Редвина и Дарри-Демона, сира Дункана Высокого и Бледного Грифона Алина Коннигтона. Как мог Цареубийца вписаться в подобную компанию?»
Джейме также читает биографию Барристана, в которой среди выдающихся деяний упоминается тот факт, что он превзошел сира Дункана на турнире. А на случай если читатели забыли такие мелочи, Мартин напоминает им о судьбе Дунка в третьей истории Дунка и Эгга, «Таинственном рыцаре»: сир Джон Скрипач, впоследствии оказавшийся сыном мятежного Дейемона Черного Пламени, видит пророческий сон, в котором Дунк становится «верным братом Королевской гвардии», хотя Дунк трижды подвергает эту идею насмешкам.