За столбами Мелькарта
Шрифт:
— Что это? — спрашивает шёпотом Гискон.
— Одежды жертвователей!
Мальчик слышал о том, что люди, терпящие бедствия на море и суше, часто обещают в дар богине свои одежды и отдают их в храм, если приходит спасение. Но кто бы мог подумать, что эти одежды, в которые можно было одеть тысячи бедняков, без пользы гниют в подземелье дома Владычицы!
По обеим сторонам коридора — большие пустые сосуды. Гискон не знает, для чего они предназначены. И Синта этого ему не скажет. В этих пифосах хранится не вино и не масло, как может предположить мальчик. Это сосуды для детских тел. Жрецы говорят, что ни один вновь построенный дом не будет прочен, если в его основание не вложить сосуда с жертвой. И люди верят жрецам. Удивительно, чему только
Ещё долго Синта и Гискон идут по коридору. Вот взметнулась стая летучих мышей, чуть не задев их головы крыльями. Никогда ещё Гискону не было так страшно. Потолок становится всё ниже и ниже. Приходится идти полусогнувшись.
Наконец коридор заканчивается. Перед ними стена. Синта долго шарит по ней руками, пока не нащупывает небольшой рычаг. Сильным движением она дёргает его на себя.
Стена отступает, как статуя у входа в подземелье. Пахнуло свежим воздухом. Засверкал клочок неба с рассыпанными на нём звёздами. Ползком Синта и Гискон вылезли наружу. Луна освещает белые каменные конусы — квадратные плиты с полустёршимися надписями. Да ведь это храмовое кладбище! Но после подземелья кладбище уже не могло испугать Гискона.
А где же Ганнон?
Ганнон стоит у храмовой ограды. Он ждёт. Воображение рисует картину будущего счастья. Оно встаёт перед ним, как берег в бескрайнем бурном море.
Кто-то легко дотрагивается до его плеча. Синта! Как ей удалось выбраться из храма? Тише! Где-то в глубине храмового сада стучит колотушка сторожа.
Тёмной улицей Ганнон, Синта и Гискон пробираются в гавань.
Вот и укромное место — груда больших глиняных сосудов из-под зерна.
Ганнон усаживает Синту и долго смотрит на девушку, гладит её руки. Как она изменилась за эти несколько месяцев! Бледное лицо. Нет кос, которые ниспадали до самого пояса. И, может быть, поэтому она смущена.
— Ничего, милая! — в радостном порыве, не помня себя от счастья, говорит Ганнон. — Отрастут твои волосы, забудутся обиды и огорчения.
— Да, — шепчет Синта. — Мы теперь вместе, и нас разлучит только смерть.
Меркнут звёзды. Загорается край неба, и его отблеск озаряет Синту. Девушка становится ещё прекрасней.
Ганнон с беспокойством оглядывается вокруг. Тревога передаётся Синте.
— Идём на корабль, — торопит Ганнон. — Нас пока ещё не должны видеть вместе. К тебе будет приходить Гискон. Скажи, что это твой брат. Ты согласен, Гискон?
Гискон послушно кивает головой.
Синта крепко обнимает Ганнона. Как трудно расставаться, когда любишь! На глазах у девушки слёзы. Губы её дрожат. Со страхом смотрит она на бледный лик луны. Не гневается ли Владычица на свою рабыню, презревшую законы храма ради любви?
Гнев Магарбала
В храме Тиннит людно. У алтаря стоят раби в своих лиловых плащах. За ними — море чёрных тиар. Их надевают на головы во время молитвы.
Миркан и Ганнон мирно сидят на скамье у колонн. Ничто не выдаёт, что их разделяет старинная вражда двух родов. В ожидании церемонии Ганнон перечитывает надписи на вделанных в стену каменных плитах. В этих письменах запечатлены история и слава Карфагена. Великие люди города оставили в назидание потомкам рассказы о своих подвигах.
Ещё мальчиком Ганнон читал эти каменные свитки, повествующие о войнах и мятежах, походах и открытиях. Уже в детстве он полюбил эти звучные названия: Мелита, Тингис, Эбесса. [28] В них была пенистая морская даль, неумолчный шум прибоя, пение ярких, невиданных птиц, рёв зверей, в них звучала музыка странствий. Среди героев, открывших острова в Великом Море Заката, были и его предки. Вот надпись его деда Магона, завоевавшего острова Метателей Камней. [29] Город на одном из этих островов до сих пор носит его имя. [30] А вот плита с надписью Гимилькона, побывавшего в стране тумана и вечной ночи.
28
Мел'uтл — древнее название острова Мальты. Т'uнгис — финикийская колония в Северной Африке, близ Гибралтарского пролива (теперь Танжер), Эбесса — финикийская колония на Балеарских островах.
29
Балеарские острова славились в древности своими пращниками.
30
Город Магон (теперь город Маон) на острове Менорке (Балеарские острова).
Искоса взглядывает Ганнон на Миркана. Он помнит: Миркан пытался напугать его трудностями плавания Гимилькона. Не удалось ему это. Тогда Миркан решил сговориться с верховным жрецом Тиннит. Они хотят помешать кораблям Ганнона покинуть Карфаген. Но хитрость их раскрыта. Это Синта открыла Ганнону тайну чуда, с помощью которого суффет и жрец ещё надеются опрокинуть его планы.
Взгляд Миркана устремлён на алтарь. Как и Ганнон, он ждёт выхода Магарбала. «Богиня ещё не сказала своего слова, — думает Миркан о Ганноне, — и этот наглец, которого чернь посадила на скамью суффета, ещё рано торжествует. Корабли Ганнона стоят в Кофоне под парусами, но он забыл, что ветер — это дыхание богов, а боги имеют своих жрецов. Он забыл, этот мальчишка, что в храме происходят чудеса. Правда, они дорого обходятся, эти чудеса, но зато ничто не может сравниться с их силой».
Миркан мельком взглядывает на Ганнона, и на его тонких губах мелькает еле заметная усмешка: «Глупец! Сейчас богиня скажет: «Нет!» Сейчас она опалит тебя огнём. И ты не сможешь повести корабли до благоприятного знамения, если оно вообще когда-либо наступит».
Погасли светильники. Лишь свеча на алтаре горит неровным, дрожащим пламенем. Люди затаили дыхание. Распахнулся багровый полог. Предстала Владычица Тиннит. Призрачно и грозно её каменное лицо.
Магарбал вышел в длинном чёрном плаще с вытканными на нём мерцающими звёздами. Белая повязка закрывает часть его голой, как яйцо, головы. В правой руке у жреца золотая чаша в виде лодочки, а в левой — посох, на ручке которого бронзовая змеиная голова. Жрец поднялся на ступеньки алтаря.
Под сводами глухо прозвучал его голос:
— О Тиннит, мудрая и прекрасная! Освещающая в часы мрака землю, рождающая росу, смиряющая злых духов! О Владычица! Твои рабы идут в царство Мелькарта. О великая! Если ты не хочешь этого, сотвори чудо!
Магарбал медленно наклоняется, прикасаясь лбом к прохладному дереву алтаря. Он знает: сейчас Стратон дёрнет за верёвку, опрокинется свеча и ярко вспыхнет горючее вещество, которым наполнена голова богини. Жрец ждёт. Кровь прилила к его вискам. Снова и снова прикасается он лбом к алтарю…
Довольные моряки шумно покидали храм, а верховный жрец всё колотил кулаком об алтарь, словно хотел вбить его в землю.
Когда храм опустел, Магарбал дал волю ярости. Он набросился на своего помощника Стратона, угрожая ему всеми страшными карами:
— Я прикажу содрать с тебя шкуру, сын ехидны! Я волью тебе в глотку расплавленную медь! Тебя закидают каменьями!
— О, не гневайся, господин мой! — молил Стратон. — Я не виноват. Кто-то перерезал верёвку, и свеча, которую она придерживала, не опрокинулась. Горючая жидкость не вспыхнула.