За свободу
Шрифт:
Все застыли в немом ужасе. Теперь уже никто не возражал против предложения Гейера, которое было принято единогласно. Комитет издал приказ о возвращении под знамена всех находящихся в отпуску, разослал вербовщиков, обратился к братским общинам с призывом быть в боевой готовности. Он написал графам фон Гогенлоэ, чтобы они, не теряя времени, привели в состояние обороны все расположенные на западе крепости и замки, обратился к ротенбургскому магистрату со строгим наказом разрушить Гальтенбергштеттенский замок и потребовал у него новую партию пороху и ядер.
Наутро Гец фон Берлихинген и Иорг Мецлер выступили на Краутгейм с оденвальдцами и неккартальцами общей
Тем временем в каждую картауну впрягли по двенадцати лошадей и пушки втащили на самую вершину Николаусберга. Вюрцбуржцы вырыли на Телле две линии траншей и пригласили рудокопов, чтобы подвести мину под крутую скалу у церкви св. Буркхарда и по всем правилам искусства взорвать на воздух епископский замок. Между тем канонир Ганс Буслер открыл огонь из своих батарей. Орудия с горы св. Николая, с Телля и городских башен извергали громы и молнии, и от непрерывного грохота содрогалась земля. Осажденные пока берегли порох. Как только они втащили бомбарду на крышу сеновала в замке, они тут же открыли убийственный огонь по траншеям, но выбить оттуда вюрцбуржцев не смогли. Ротенбургские картауны не оправдали ожиданий, так как вершина Николаусберга была ниже замка. Поэтому из Ротенбурга был выписан литейщик Шиллер и ему было поручено отлить такую пушку, перед которой не устояла бы ни одна стена. Мастер тотчас же принялся за работу, но события опередили его.
Хорошо пристрелявшаяся батарея на Класберге наносила епископскому гарнизону серьезный ущерб, и в один прекрасный день тяжелые ядра отбили у замка целый угол стены. Но сему поводу в Вюрцбурге было большое ликованье, и в «Зеленом дереве» опять началась запись охотников для повторного штурма замка. К счастью, еще свежи были воспоминанья об ужасах ночи 15 мая. Они отпугнули тех, на кого не подействовали протесты Флориана Гейера и Келя, считавших непростительным легкомыслием посылать на верную гибель людей теперь, когда нужно было беречь каждого человека для предстоявшей решительной схватки. Тем более что замок, отрезанный осаждающими со всех сторон, скоро должен был пасть, как перезрелый плод, в руки вюрцбуржцев. Народ валом валил в «Зеленое дерево», но там объявилось куда больше охотников промочить горло, чем идти на приступ. День был знойный и душный. С наступлением сумерек в небе заблистали зарницы.
В глубоком раздумье стоял Флориан Гейер перед окном своей каморки в доме священника. Итак, поход против Геннебержца и маркграфа Казимира — дело решенное. Но препирательства по этому поводу длились так долго, что теперь все зависит от событий на западе. Флориан мысленно взвешивал преимущества краутгеймской позиции и боевые качества каждого крестьянского отряда.
Вспышка молнии вырвала из мрака церковную ограду, на фоне которой он увидел две фигуры в плащах, переходившие через улицу. Секунда, и они опять исчезли во тьме. Потом почти бесшумно отворилась дверь, и Гейер, встрепенувшись, спросил:
— Кто там?
— Говори тише, — отвечал сдавленный голос, показавшийся рыцарю очень знакомым. — Никто не должен знать, что я здесь.
Гейер достал трут, высек огонь и при свете голубоватого пламени пропитанного серой фитиля убедился, что не ошибся: перед ним стоял его шурин Вильгельм фон Грумбах.
— А твой спутник? — спросил он, сдержанно
— Он ждет внизу, у входа, — тихо отвечал Вильгельм. — Это мой конюх, Тес Ланг, ты его знаешь.
— К сожалению. Ну, садись. Можешь говорить громко. Мы одни. Но что привело тебя ко мне? Ты из Мариенберга?
Усевшись за стол, Вильгельм фон Грумбах продолжал, однако, говорить шепотом:
— Я не уверен, что нас никто не подслушивает за дверью.
— У тебя совесть нечиста, — сказал Флориан Гейер, пожав плечами.
Его шурин промолчал.
— Так чего же ты от меня хочешь?
— Я покинул замок, чтобы привести подкрепление. Но это только предлог…
— Подкрепление, которого вы с таким нетерпением, но тщетно ждете, — закончил вместо него Гейер. — Нам это известно. Мы перехватили гонцов приора.
— Мы так и думали. Видишь ли, я приехал поговорить с тобой по душам. Я знаю, что ты будешь молчать, но все-таки дай мне слово.
— Ты требуешь слишком многого. Я буду молчать обо всем, что касается лично тебя, но не больше.
— Этого достаточно, — заявил Грумбах. — Итак, я вызвался отправиться за подмогой. Ваши ядра стоили жизни не одному из наших рыцарей и ландскнехтов. Каноники, правда, намерены мужественно обороняться, но вы не даете им передышки ни ночью, ни днем, и они тоже начинают сдавать. К тому же у нас вода на исходе. Уже третий день все варят на вине. А у меня ведь с самого начала не было никакой охоты рисковать своей шкурой из-за епископа. Ты знаешь, мне всегда претило быть вассалом попа, а тем более теперь, когда епископ спрятался в кусты, а мы должны подставлять свой лоб. Как будто мы не дворяне, а крепостные. Мне растолковал это еще Зиккинген. Пора сбросить это ярмо. Теперь или никогда! Одним словом, я хочу быть с вами, как Гец, Вертгейм, Геннеберг, Гогенлоэ, Лёвенштейн и другие.
— Рад, что ты наконец пришел к этому, — произнес Гейер и провел рукой по глазам, как бы желая отогнать образ жены, которую живо напомнил ему шурин. — Но серьезно ли твое решение стать гражданином нового мира? Готов ли ты отдать свое добро и, если понадобится, и жизнь за свободу для всех?
— Да, готов, будь ваша хваленая свобода хоть от самого дьявола.
— Это дворянская свобода от дьявола! — воскликнул Флориан Гейер. — А ты знаешь наш манифест?
— Гец и ваш комитет любезно прислали его нам в замок. Кстати, Гец, не знаю по каким владениям, тоже вассал епископа. Он, правда, разорвал вассальную связь, но когда уже стоял под стенами Фрауенберга.
— Тебе тоже придется это сделать или, вернее, твоему брату Гансу, как главе Грумбахов, когда вы вступите в союз.
— С Гансом ничего не выйдет, пока он сидит в замке, — сказал Грумбах, подернув плечами, — пока вступаю в союз один я.
— И ты серьезно намерен принять наши «Двенадцать статей» под присягой?
— Да, намерен, раз ты требуешь, и обязуюсь помогать союзу в нужде и опасности так же, как и он — мне.
— Само собой, наш союз основан на обоюдной поддержке, — сказал Гейер, — но я не могу принять от тебя присяги без свидетелей.
— Дело не к спеху, — небрежно бросил Вильгельм. — Я напишу вашему комитету из Римпара. Заезжать в Вюрцбург я пока не рискую. Там меня слишком хорошо знают. Ты помнишь дом рыбаков, не доходя до Буркхардских ворот? Там мы оставили коней. Переправа обеспечена. Мне бы только запастись охранной грамотой…
— Грамотой я могу тебя снабдить, как предводитель Черной рати, если ты поклянешься служить верой и правдой Франконскому братству и свято соблюдать все его приказы и предписания. Клянешься?