За свободу
Шрифт:
Флориан Гейер, задумчиво теребивший свой ус, выпрямился и сказал:
— Из всех наших врагов самый опасный, несомненно, Трухзес. Разбей мы его, нам нетрудно будет справиться с остальными. Мы сами виноваты в том, что дали ему усилиться. Поэтому мы должны в первую очередь, не обнажая нашего тыла, бросить против него наши главные силы. Наша первая и неотложная забота — вернуть под знамена временно отпущенных и обратиться от имени комитета к союзным общинам с призывом вооружить всех способных носить оружие и быть готовым к выступлению по первому нашему зову. Теперь нам придется собрать в кулак все наши силы, чтобы отразить врага. Лишь самую незначительную часть войск нужно будет оставить для наблюдения за Мариенбергом, другую часть — выдвинуть против Геннеберга и ландграфа, третью — против маркграфа, но главное ядро мы должны бросить на Трухзеса. Обсудите
— Но прежде всего надо наметить план кампании, — возразил Кунц Байер.
— Мы его наметим и обсудим, пока наши гонцы будут разъезжать по краю, — отвечал Флориан Гейер. — Главное — не дать нашим врагам соединиться и обложить нас здесь, как затравленного кабана.
— Правильно, — поддержал его канцлер, — мы должны избрать сильную позицию и ударить на епископа, чтобы не дать Трухзесу, который не любит мешкать, соединиться с епископом и пфальцграфом Людвигом. Составим же письма и разошлем гонцов, как предлагает ваш начальник Гейер. Но не посетуйте на меня, если я немного отдохну.
— Да и всем нам не мешает подкрепиться. Я уже давно голоден как волк, — громогласно заявил Якоб Кель.
— А как же мое предложение? — спросил, насупив брови, Флориан Гейер.
— Что ж, кажется, никто не возражает, — отвечал главнокомандующий, и со всех сторон послышались возгласы одобрения.
Когда Вендель Гиплер выходил из церкви, в толпе, среди которой уже разнесся слух о его приезде, к нему подошла Черная Гофманша. Она спросила его, не слышал ли он что-нибудь о Еклейне Рорбахе.
— А, это вы, Гофманша! — смешавшись, произнес он, — о Рорбахе? Ничего утешительного, к сожалению, сообщить вам не могу. Сами знаете, война!
— Убит? — прошептала она.
— Я слышал только, что под Гогенаспергом он попал в плен к Трухзесу.
— О, это хуже смерти! — простонала она.
— Несомненно. Он расправится с ним за вейнсбергское дело, — отвечал Гиплер, бросив на старуху сочувственный взгляд.
Георг Трухзес фон Вальдбург. С гравюры К. Амбергера
Она испытующе посмотрела на него и сказала:
— Говорите прямо, что знаете.
— Эх, милая моя, вы сами можете догадаться. Мельхиор Нонненмахер, игравший графу фон Гельфенштейну на флейте, когда того прогоняли сквозь строй, тоже был схвачен за несколько дней до Рорбаха. После большого сражения под Беблингеном Нонненмахеру удалось бежать в Зиндельфинген. Но бюргеры выдали его Трухзесу. Когда наступила ночь, Трухзес велел приковать его цепью к яблоне, в лагере, так что он мог отойти шага на два и бегать вокруг дерева. Потом он приказал принести побольше дров и разложить их вокруг яблони. Сам Трухзес и его рыцари подкинули по охапке дров и злорадствовали, что зажарят музыканта на медленном огне. И эти звери стояли вокруг костра, шутили и смеялись, глядя, как несчастный бегал, подпрыгивал, корчился и ревел от боли в огненном кругу. Его мученья длились долго; наконец он упал на землю и затих… Мне рассказал об этом один из пленных крестьян, которого заставили присутствовать при казни. Ему удалось бежать.
Среди слушавших этот рассказ были большей частью закаленные люди, но и те содрогнулись, узнав о такой варварской жестокости. Черная Гофманша разразилась безумным смехом.
— Уму непостижимо, как полководец мог решиться запятнать себя такими зверствами перед современниками и потомством? — сказал Вендель Гиплер, прощаясь с Гейером перед входом в «Олень», где он остановился на ночлег. — Он покрыл себя несмываемым позором, который никогда не сотрется в памяти людской.
— Швабский союз хорошо знал, кого выбирает в главнокомандующие, — отозвался Флориан Гейер. — Чтобы спасти такое неправедное дело, как дело господ, нужен самый бессовестный из негодяев. Так постараемся же извлечь пользу из страха, который он внушает.
Между тем согласно распоряжению, отданному Гейером накануне, на площади возле орудий выстроились пушкари, подъехали упряжки и началась перевозка батареи на Николаусберг. Гейер совсем забыл об обеде и только через несколько часов, сидя вместе с Гиплером в «Олене» над планом военных действий, подкрепил свои силы. Они совещались до поздней ночи.
Исключительно удобную позицию, соответствующую намеченному Гиплером
Но когда на следующий день Флориан Гейер и Вендель Гиплер изложили этот план перед собранием, они натолкнулись на упорное сопротивление. Даже неоспоримые доказательства выгодности позиции под Краутгеймом не оказали на членов военного совета никакого действия. Они и слышать ничего не хотели. Прав был Симон Нейфер, утверждая, что большинство крестьянских главарей враждебно Флориану Гейеру. Не только тщеславие, зависть, мелкое честолюбие военачальников, но и диспутомания и нетерпимость попов вылились сейчас наружу в этой постыдной словесной перепалке. Люди слишком зажились в богатом Вюрцбурге и не хотели покидать его, как им казалось, без большой нужды. Какое им дело до швабов или вюртембержцев? Даже обращения к союзным общинам не были разосланы. При всей поддержке, которую оказывали Флориану Гейеру и Венделю Гиплеру Большой Лингарт, братья Мецлеры, Ганс Кольбеншлаг, Грегор из Бургбернгейма и Иорг Шпельт, драгоценное время шло, а дело не двигалось с места. Канцлер был близок к отчаянью.
— Ну что ж, отлично! — крикнул он с горечью. — Будем сидеть здесь сложа руки и ждать, пока Трухзес не перережет нас всех или зажарит живьем. В этом и будет все наше геройство.
На следующее утро в комитет явился Гец фон Берлихинген — впервые со времени разгрома церкви св. Буркхарда. С большим трудом ему удалось протиснуться через толпу крестьян, запрудившую всю площадь. Там были воины Черной рати, ротенбургского ополчения, евангелической рати, стоявшие лагерем в Гохберге. Привезенные Гиплером вести взбудоражили весь крестьянский стан, и раскол в комитете грозил передаться всему войску. Навстречу рыцарю с железной рукой неслись яростные крики: «Поможем нашим братьям!», «Долой предателей общего дела!», «В поход! В поход!» В комитете представители враждующих партий угрожающе наступали друг на друга, и лишь Якобу Колю с его громовым голосом удалось водворить относительную тишину. Заседание открылось. Слово взял Гец. Он заявил, что теперь уже слишком поздно совещаться. Примет ли комитет план Гейера или отвергнет его, он, Гец, немедленно порывает с евангелическим воинством. Братья на Неккаре зажаты в тиски неприятелем и молят о помощи.
— А я утверждаю, — воскликнул возмущенный Флориан Гейер, выпрямившись во весь свой рост, — что всякий, кто покидает своих братьев в нужде, предает дело свободы. Он подлежит военному суду, и с ним надо поступить, как с предателями в Вейнсберге.
Среди поднявшегося ропота Гец вскинул на него странный, почти смущенный взгляд и сказал:
— В Вейнсберге? Вот как раз из-за Вейнсберга я и явился сюда. Трухзес отомстил за эту кровавую резню. Вейнсберга больше не существует. Железные рейтары окружили город, вышвырнули оттуда стариков, женщин и детей, — мужчины еще раньше бежали, — и подожгли город со всех концов. Сегодня на рассвете мне донес об этом гонец. Весь город со всем имуществом, скотом, запасами обращен в пепел. Не уцелело и десятка домов. Вейнсбержцы бежали с пустыми руками, ландскнехтам запрещено было грабить. И в то время как все добро погибало в огне, глашатаи объявили разбегавшимся с воплями горожанам, что то место, где прежде стояли город и замок, должно остаться пустынным на вечные времена. Все доходы с окрестных полей переходят в казну, за исключением крупной суммы, которая будет выплачиваться ежегодно вдове графа фон Гельфенштейна и его сыну. А за несколько дней перед тем таким же образом был сметен с лица земли и Бекинген, родина Еклейна Рорбаха.