За тех, кто в дрейфе !
Шрифт:
И все-таки преодолел самого себя: ложась спать, обязательно раздевался до трусов. Тогда, на первой своей Льдине — для-ради самоутверждения, а в последующих дрейфах — потому, что видел в этом необходимость, великий смысл: каждый на станции знал, что самый опытный человек, ее начальник, уверен в себе и в своей Льдине, а если начнется заварушка, всегда можно успеть одеться. Не раз бывало, что в сложную ледовую обстановку к Семенову под самыми надуманными предлогами заглядывали люди и беспроволочный телеграф разносил по домикам: "Николаич разделся до трусов!" И хотя даже первачки догадывались,
За многие годы отработанными, до автоматизма рассчитанными движениями Семенов оделся, услышал частые удары гонга, потом звук, похожий на треск рвущейся парусины, и, погасив печку, быстро покинул домик.
Мозг его, натренированный мгновенно оценивать обстановку, зафиксировал несколько главных моментов.
Во-первых, пурга утихла, и луна щедро освещала Льдину, превращая непроглядную тьму в спасительные сумерки.
Во-вторых, Льдину перерезала на две части метровая трещина, над которой клубился пар. Все домики по правую сторону оказались без света: значит, трещина длинная, пошла по всему расположению. От лагеря оказались отрезанными метеоплощадка, аэрологический павильон, локаторская, гидрологическая палатка и жилой домик Осокина, Рахманова и Непомнящего.
В-третьих, откуда-то издали, со стороны магнитного павильона, возник нарастающий гул: там началось торошение.
В-четвертых, Кирюшкин и Дугин бежали с паяльной лампой разогревать двигатель одного трактора, а к другому, двигатель которого работал круглосуточно, несся Филатов: не колеблясь, перемахнул через трещину, сел за рычаги и двинулся к радиостанции. Очень удачно, что тракторы оказались по обе стороны от трещины, очень удачно!
С этой минуты на станции задействовало аварийное расписание.
На раздумья у Семенова были считанные секунды.
Люди бежали к кают-компании в расстегнутых каэшках, иные без шапок.
— Аварийный запас в трещину ухнул!
— За аэропавильоном море шумит!
— Бармин! — Семенов поднялся на крышу, встал у прожектора. — Проследи, чтобы люди как следует оделись! Подготовить факелы!
И, полностью отключившись, стал изучать обстановку.
Луч прожектора — на магнитный павильон, за которым шло торошение.
— Кирюшкин, Дугин, Груздев — эвакуировать магнитный павильон!
Луч прожектора — на метеоплошадку и аэропавильон. Неподалеку за ними начиналось разводье, полукругом опоясывающее лагерь. Из-за клубящегося пара ширину разводья определить оказалось невозможно, однако самим строениям как будто непосредственной угрозы не было.
Луч прожектора — на гидрологическую палатку. Возле нее с факелом суетился Ковалев, в его малоосмысленных движениях Семенов угадал растерянность. Палатка накренилась, стала оседать, одному Ковалеву там не справиться.
— Бармин — к Ковалеву!
Луч прожектора — на дизельную и теплый продовольственный склад. Вдали, в полукилометре примерно, лед встал на дыбы, но пока эти объекты вне опасности.
Сердце у Семенова сжалось:
— Горемыкин, останешься у прожектора, действуй по обстановке!
— Есть действовать по обстановке!
Семенов побежал к радиостанции.
2. ТОМИЛИН
Мы с Веней подготовили емкости и вышли из дизельной подышать свежим воздухом. Ветер подутих, в лунном свете одинокие снежинки планируют — красотища! Молчим, дышим, любуемся, у Вени грудка вздымается, в глазах поволока — лирический настрой: стих, небось, сочиняет. Вдруг, смотрю, поволоки как не бывало и вместо рифмы Веня выдал такое, что даже док в стенгазете не напечатает.
Оборачиваюсь — трещина, пар из нее валит, и вроде серой запахло, как из преисподней! За воем дизеля и не услышали, как Льдина разошлась по швам. Рефлексы сработали, и мы с Веней — в разные стороны: он — к трактору, я — к своему хозяйству. Влетаю в домик, а Шурик, осклабясь, сидит в наушниках, концерт слушает. Увидел мою перекошенную физиономию, вскочил.
— Что-нибудь передать?
— Ага, срочно: "Мама, я хочу домой!"
И тут рельс зазвенел, потом Веня на тракторе прикатил. Сунули мы палки с ветошью в соляр, зажгли факелы и стали думать, как жить дальше: сразу драпать с радиостанцией на новое место или не пороть горячку и подождать приказа сверху. Как раз вчера, когда пурга взяла себе кратковременный отпуск, Шурик под моим руководством зачистил полозья — хозяйство-то наше на санях, так что дать тягу от трещины, или, говоря по-научному, эвакуироваться, я могу в любую минуту. Для очистки совести проверил полозья, тракторный трос к дышлу саней подцепил, погладил по головке Шурика, который стоял с круглыми глазами и лепетал, что ему все это исключительно интересно, и вдруг под нашими ногами пробежала трещинка шириной в дециметр. Шурик подпрыгнул, будто на змею наступил, Веня заорал: "Во дает!" — вскочил на трактор, и тут из тьмы явился Николаич.
— Чего ждете? — бешено. — Мост!
— А без него не перемахнем? — поинтересовался Веня.
Николаич взглянул так, что Веню сдуло с трактора.
— Не видишь, мальчишка?!
Трещина-то уже в полтора метра! Шутки в сторону, товарищи полярники, с двух сторон мое хозяйство отсекает. Доски, брусья запорошило, стали выдергивать их, выковыривать ломами.
Николаич потащил к трещине здоровенный брус.
— Шевелитесь, ребята!
Послышался препротивнейший треск, и в ста метрах справа раскололо метеоплошадку. Боковым зрением я видел, как падают мачты ветромеров и актинометрическая установка.
— Быстрее, черт побери!
А трещина то расходилась до двух метров, то медленно сходилась — как говорят, дышала. Риск большой, а нужно переезжать — без радиостанции на Льдине нечего делать.
Навели мы это шаткое инженерное сооружение, Николаич прошелся по нему, потопал ногами.
— Давай помалу!
Полозья чуть дрогнули, оторвались от вмерзшего в них снега, и домик стал метр за метром ползти на буксире.
— Стоп! Слезай!
— Это почему? — У Вени отвисла челюсть.