За тех, кто в дрейфе !
Шрифт:
Впереди, в нескольких шагах, разошлась свежая трещина, сзади шел вал. Семь человек, трактор и локаторская оказались на неверном обломке Льдины, которая в любую секунду могла превратиться в крошево битого льда. Трещина расходилась, вот-вот она могла отрезать путь к отступлению, и времени терять было нельзя. В этом адском грохоте все равно никто бы не услышал команды, и Семенов, за руку сдернув Филатова с трактора, жестом приказал людям прыгать через трещину.
И тут совсем уж чудовищный грохот, будто взорвался и взлетел на воздух склад снарядов и бомб, потряс Льдину: вал торосов взгромоздил на свои плечи новую многотонную глыбу, рванулся вперед и завис
И наступила тишина.
Семенов запустил одну ракету, другую, третью.
Оглушенные, не в силах выдавить из себя хоть слово, люди смотрели на изуродованный, окаменевший в тишине пейзаж.
Полные могучей энергии, безжалостные в своей ненасытной жажде разрушения валы торосов, уничтожавшие станцию с трех сторон, замерли, словно чья-то невидимая рука в одно мгновение вытряхнула из них живую душу.
Со стороны бывшей метеоплощадки еще слышалось слабое потрескивание, но и оно прекратилось.
Семенов опустился на волокушу, ноги его больше не держали. Рядом присел Бармин.
— Антракт, Николаич?
— Сплюнь три раза, — проворчал Семенов.
К нему подошел Шурик Соболев, заглянул в лицо.
— Сергей Николаич, — спросил он, — это уже все, или они снова начнут?
— Кто они, Шурик?
— Ну, эти… — Соболев махнул рукой в сторону торосов.
— … хулиганы, — тихо подсказал Непомнящий.
Кругом заулыбались. От тишины ломило в ушах. Пока работали, было жарко, а теперь стал чувствительно пробирать мороз.
— Можно покурить, — сказал Семенов и подозвал Филатова. — Как насчет пороха в пороховницах? Ну, не делай несчастный вид, возьмешь людей, перебросишь мост и перевезешь локатор на основную Льдину.
— Имей совесть, отец-командир, — заныл Филатов. — Двенадцать часов не жрамши! Граждане, кто покажет оголодавшему полярнику, где ближайшая шашлычная?
— В твоей характеристике, Веня, — ласково сказал Бармин, — концовка будет такая: "Богатырский сон, зверский аппетит и полное отвращение к работе".
— Клевета! — возмутился Филатов. — Товарищи, вы все свидетели: сегодня — воскресенье, день отдыха, а Филатов дружно, как один, вышел на работу!
— Сергей Николаич, — к Семенову подошел Осокин, — может, разрешите аэропавильон проведать?
Семенов кивнул, встал.
— Готовь клипербот. Выполняй, Веня, подвижки могут начаться снова. Саша, поедешь с нами.
Разводье, отрезавшее от лагеря аэропавильон, еще дымилось, но черная вода океана была спокойна. Запустив ракету, Семенов определил ширину разводья метров в шестьдесят.
— Морское путешествие очень полезно для нервов, — ежась от холода, сказал Бармин. — Особенно на голодный желудок.
— Не ворчи, на полчаса всех делов, — утешил Семенов.
— Готово, Николаич! — сообщил Осокин. — Помоги, док.
Они вдвоем подняли клипербот и понесли его к краю разводья.
— Стоп! — Семенов пешней сбил с края снежный карниз и осторожно потопал ногой. — Ванна нам ни к чему. Опускайте.
Пока Бармин и Осокин садились, Семенов держал клипербот, за веревку, а потом спустился сам. Кое-где разводье стало прихватывать молодым ледком, и Бармин, сидя впереди, разбивал его пешней и отбрасывал подальше от резиновых бортов клипербота. Осокин ловко работал веслом, а Семенов пускал ракету за ракетой, глядя во все глаза и восхищаясь первобытной красотой разорванного пейзажа: застывшими в хаотическом нагромождении торосами, вставшими на ребро глыбами трехметрового пакового льда и самим разводьем, похожим на многоводную реку
— Левее, — приказал Семенов Осокину, когда клипербот приблизился к противоположному берегу, с которого свисала бесформенная глыба льда. Если такая махина задумает упасть в воду, а при малейших подвижках она не преминет это сделать, то от лодки и ее пассажиров и воспоминания не останется. — Вот сюда, Виктор.
Аэропавильон, сколоченное из бревен, досок и фанеры пятиметровой высоты сооружение, оказался целым и невредимым, а из всего имущества угодила в разводье лишь небольшая часть мешков с каустиком и алюминиевым порошком, из которых добывается водород для радиозондов. Несомненная, счастливейшая удача. Вот только как отбуксировать такое сооружение к лагерю? Разобрать на части — и по воде? Или искать обход? Вряд ли его найдешь в таком хаосе…
— Сергей Николаич, — Осокин тронул Семенова за плечо. — Мы там на всякий случай перекинулись с ребятами… Ну, в общем, не надо павильон с места трогать, мы с Непомнящим поживем здесь, палатку разобьем. А с локатором Дима Кузьмин справится.
— Идея хорошая. — Семенов испытующе посмотрел на Осокина. — Хорошая идея, Виктор!
— Провода через разводье протянем, — обрадовано продолжал Осокин, — а льдом покроется — будем в гости ходить, с хутора! Согласны, Сергей Николаич?
— Спасибо, — сказал Семенов. — Спасибо! Ну, теперь домой, а то и в самом деле голова от голода кружится.
Они поужинали в опустевшей кают-компании. На столах осталась грязная посуда, на полу валялись окурки.
— Кто дежурный? — Семенов морщил лоб, никак не мог вспомнить. — Завтра всыплю.
Осокин разливал чай, Бармин что-то рассказывал, а Семенов впервые в жизни задремал за столом.
— А? Что? — очнувшись от звяканья ложечек в чашках, спросил он.
Бармин засмеялся.
— Пей чай и пошли спать, Николаич.
— Да, кто дежурный по станции? — спохватился Семенов.
— Костя, он на обходе, — ответил Бармин. — Я его подменю.
— Ладно. Через четыре часа разбудишь.
Отправив бездомного Осокина отдыхать в медпункт, Бармин проводил Семенова, помог ему раздеться, повесил над печкой унты и одежду, погасил свет и ушел.
А Семенов долго не мог уснуть. Тело мучительно ныло, тупая боль обручами сковала голову. "Старею, — признался он самому себе, — один аврал выжал без остатка". Он лежал с полузакрытыми глазами и думал о том, что на долю станции выпал далеко не худший жребий. Самый серьезный удар — гибель метеоплощадки со значительной частью приборов, но кое-что спасено, кое-что сделают в мастерской механики, так что метеонаблюдения хотя и не в полном объеме, но будут продолжаться; магнитный павильон все-таки выручили — спасибо, Женя, при всей своей гордости пусть Груздев именно тебе в ножки кланяется, а если и не выскажет благодарности вслух, то хотя бы подумает, как всегда думаю я: "Хорошо, что на станции есть Женька Дугин!" Утонул один жилой домик с личными вещами Осокина, Непомнящего и Рахманова, проглотило разводье и гидрологическую палатку, но батометры и другие приборы Бармин с Ковалевым успели вытащить; площадь Льдины уменьшилась примерно вдвое, торосы полностью разрушили сооруженную осенью взлетно-посадочную полосу, при подвижках согнуло злополучную мачту радиоантенны, порвало силовые кабели, провода…