За того парня…
Шрифт:
При виде полковника в синей энкэвэдэвской форме, гауптшарфюрер СС Вилке резво вскочил на ноги и, вытянув руки вдоль бедер, бодро на немецком языке с баварским акцентом пролаял:
— Сержант Рабоче-крестьянской Красной армии Алексей Карпухин.
— Полковник НКВД Воробьев, можете обращаться ко мне, как к Александру Николаевичу. — Александр Николаевич говорил-то это на русском языке, но всем окружающим послышался гортанный немецкий язык.
— Старший лейтенант Сергей Голубев.
Вслед за полковником представился Сережа Голубев, который секунду назад этого совершенно не собирался делать, с какой это стати так красиво представляться какому-то там вшивому немцу. Но внезапно
Полковнику и старшему лейтенанту потребовалось до минуты времени, чтобы разобраться в том, что же в этой госпитальной палате только что произошло?! Почему они представлялись этому немцу? Ведь они пришли его допросить… И только в это мгновение до сознания полковника и старшего лейтенанта одновременно дошло понимание того факта, что немец-то представился им советским сержантом. Александр Николаевич ошеломленно посмотрел на старшего лейтенанта Голубева, а затем уже более осмысленный свой взгляд снова перевел, то ли на гауптшарфюрера СС Ханса Вилке, то ли на сержанта РККА Алексея Карпухина.
В этот момент в голове Александра Николаевича Воробьева прозвучал странно спокойный и весьма знакомый голос:
— Профессор не торопитесь с выводами, какой вы сделали в прошлый раз. Одним только этим вы полностью изменили мою жизнь. Поэтому прошу, сначала выслушайте нашу историю, а потом принимайте свои строгие энкэвэдэвские меры. Разговор предстоит долгий, поэтому вам следует найти такое положение, при котором вы могли выслушать мой и моего друга, сержанта Алексея Карпухина, рассказ с самого начала и до конца. Я также полагаю, что вам, Александр Николаевич, обязательно потребуется официальный свидетель такого нашего с вами разговора, а иначе вам никто после этого не поверит. Так, что жду связи с вами и, если такая связь потребуется, то просто подумайте обо мне и я обязательно отвечу на ваш вызов.
Словно очнувшись от сна, полковник Воробьев стремительно рванулся из палаты 2-28 и чуть ли не бегом дошел до медицинского поста и прямо из рук какой-то медсестры вырвал трубку обыкновенного телефона. Дрожащими пальцами набрал шестизначный номер и долго слушал переключения на линии, затем трубку поднял Лаврентий Павлович, который спокойным голосом произнес:
— Сейчас я нахожусь на заседании Комитета Обороны, не дай вам бог позвонить…
— Он заговорил и хочет о себе рассказать. Говорит, что вы должны назвать официального свидетеля этого разговора, так как можете мне не поверить.
На линии возникло секундное молчание, а затем послышалось очень короткое:
— Я еду сам.
Александр Николаевич Воробьев, похоже, потерял счет времени.
Он так и продолжал стоять с телефонной трубкой в руках у медицинского поста, когда госпиталь начал сходить с ума. Сначала по коридорам и этажам госпиталя разбежались какие-то бойцы с громадными волкодавами на поводке, затем появились какие-то усатые бойцы с автоматами наперевес, которые выстроились спинами друг к другу двумя сплошными шеренгами от лестницы и до дверей палаты 2-28. Последними появились его телохранители, которые рассыпались по этажу и все внезапно куда-то пропали. Причем, никто не обращал никакого внимания на полковника Воробьева и ни один человек не заглядывал в палату 2-28. Когда Александр Николаевич начал с испугом посматривать по сторонам, так как совершенно не ожидал того, что из-за появления только одного человека поднимется такая великая кутерьма, то в коридоре госпиталя появился генеральный комиссар безопасности Лаврентий Берия, а за его спиной плечом к плечу шагали четыре знакомых Воробьеву грузинских красавца.
Глава 4
Несколько дней после состоявшегося разговора в отделе полковника Воробьева ничего существенного происходило, дела как бы приостановились и замерли. Незанятые работой офицеры бродили из угла в угол и время от времени писали рапорты об отправке на фронт в действующую армию. Полковник Воробьев с остервенением рвал эти рапорты на глазах офицеров, их написавших. Александр Николаевич хорошо понимал, что руководству страны нужно время для того, чтобы собраться с духом и принять решение о дальнейшей судьбе трех необычных человек, будет ли или не будет ли оно с ними сотрудничать?! Но ничегонеделание было страшней любой самой трудной работы, особенно, когда хорошо понимаешь, что с отрицательным решением тебя тут же физически уберут.
Лаврентий Павлович все время разговора Артура Любимова с Александром Николаевичем Воробьевым просидел, откинувшись на спинку стула, и взглядом глаз на старшем лейтенанте Сергее Голубеве, который так и застыл в позиции смирно и рукой, поднесенной к пилотке на голове. Только изредка он поворачивал голову и также с глубоким интересом посматривал на гауптшарфюрера СС Ханса Вилке или сержанта РККА Алексея Карпухина, также замершего в позиции "смирно", но только с руками вытянутыми вдоль бедер. Нарком слушал и одновременно оценивал ситуацию, в которой так внезапно оказался. В какой-то момент после входа в палату 2-28 он вдруг понял, что слышит и понимает мысли всех присутствующих в этой палате людей.
Лаврентий Павлович знал, что сейчас он, как и Артур Любимов, способен волевым решением заставить всех людей, в настоящий момент присутствующих в этой госпитальной палате, забыть обо всем том, что только что происходило в этой палате. Рассказ давно закончился, но нарком внутренних дел Берия, по-прежнему, продолжал сидеть на стуле и не торопился с него подниматься. Если бы люди, находившиеся в этой палате, обладали бы независимым мышлением, то они могли бы подумать о том, что мысленный разговор все еще продолжается, но гораздо в более узком кругу.
О том, что этот разговор действительно продолжается, можно было бы судить и по тому факту, что в какой-то момент лицо Лаврентия Павловича посерело, по нему побежали крупные капли пота. В тот момент Артур Любимов был совершенно откровенен, когда наркому говорил о том, что только восемь — десять процентов человечества обладают достаточно развитым головным мозгом, чтобы быть телепатами, чтобы уметь читать мысли других людей. А еще меньший процент людей попадает в зависимость от мыслей телепатов. Следует признать, что разговор этих двоих не был в истинном смысле беседой двух людей, а был настоящим словесным боем, за каждым задаваемым вопросом стояли смерть и жизнь других людей.
К этому моменту Артур Любимов с большим трудом убедил-таки своего визави в том, пользоваться таким даром следует с громадной предосторожностью. А когда Лаврентий Павлович тут же поинтересовался, имеются ли на Земли и другие такие, как он люди, с аналогичными способностями, то Артур Любимов честно ответил о том, что этого невозможно знать, пока с не столкнешься с таким человеком. Он еще раз повторил свою мысль о том, что вселенная многообразна. Что в ней существуют параллельные миры, в которых можно путешествовать, одной только силой воли переходя из одного мира в другой мир, а в другие населенные звездные миры приходится добираться специальным межзвездным транспортом.