За Тридевять Земель
Шрифт:
Пенистые волны прибоя, окаймляющие сушу, навевали скорбь. Ветер свежел. Свинцовые тучи заволакивали ледяную океанскую зыбь, высокий лесистый берег и протянувшиеся позади суровые горные кряжи. Где-то неподалеку со стороны леса, словно клича напасти бесприютным, прокричал ворон. Все ниже и ниже опускались хляби небесные, сливаясь на горизонте с темными водами Великого океана. Стало темно и до того тихо, что сердце заныло, защемило предчувствием неясной беды...
Римма поднялся и, обернувшись, хотел было что-то сказать Епимаху, но в это самое мгновение ощутил на себе леденящий душу взгляд диких и страшных, неведомо кому принадлежащих глаз, в упор взиравших на него из-за соседнего валуна. От неожиданности отрок вскрикнул и подался назад.
– Чегой-то с тобой?..– удивленно спросил Епимах.
–
Какое-то время оба с опаской вглядывались в то место, где стояла оглаженная океанскими водами гранитная глыба. Не приметив ничего подозрительного, иноки двинулись вперед, но, как только обогнули таинственный камень, остановились как вкопанные.
– Господи, спаси и помилуй! – Епимах перекрестился.
На сыром песке отчетливо вырисовывался уходящий в сторону леса след голых человеческих ступней...
...Спустя сутки выявилось более чем досадное обстоятельство. Как вычислил иеромонах, держа вместе со своим юным спутником курс на северо-запад, они должны были попасть к крепости Воскресенской, что в Чугатской губе, или же к крепости Константина и Елены, основанной в 1793 году подле удобной гавани
Нучек, на острове Тхалка, где обитали мирные индейские племена эйяков, именуемые россиянами также медновцами или медновскими. Увы, предположениям сим не суждено было сбыться. Приключилось именно то, чего более всего и следовало опасаться, ибо брели наши горемычные герои вдоль берегов, населенных воинственными племенами тлинкитов-колош, столь много бед причинивших российским поселениям...
Думается, что непростительной оплошностью со стороны автора явилось бы пренебрежение интереснейшими свидетельствами достославных наших соотечественников, кои имели в свое время удивительную возможность воочию познакомиться с экзотическим бытом воинственного краснокожего народа. Последний, право, заслуживает того, чтобы рассказать о нем читателю более подробно.
Тлинкиты, что в дословном переводе означает «люди повсеместные», обитали вдоль северо-западного берега Аляскинского залива и по прилегающим к материку островам в широте от 52° до 62°, то есть примерно от острова Ванкувер до горы Святого Ильи. Дикие эти племена не искали постоянного места и переселялись каждогодно по удобности. Все они имели шаманов и руководствовались исключительно их вымыслами, которые сводились черт знает к чему. Во всяком случае, главным персонажем их являлся, как правило, сам Дьявол. Россияне впервые познакомились с названным народом в 1783 году. Но до начала правления Александра Баранова, по незнанию языка, не были сколько-нибудь примерно осведомлены о его нравах и обычаях. Тем более что, сколько у колошей родов, столько и различных об одном и том же предмете понятий.
Исподнего платья колоши не имели, а прикрывали лишь стыдную часть тела, да и то, кстати сказать, далеко не все. Когда же сбрасывали с себя верхнюю одежду и оказывались в натуральном виде, то приводили всякого в крайнее удивление, если не сказать больше. Все тело представлялось вышитым, раскрашенным и вымаранным полосами. Нельзя точнее изобразить чудовища. Вправду говоря, художникам, живописующим деяния Сатаны, во всем белом свете не найти себе лучших натурщиков. Так описывают их очевидцы.
Особо следует сказать о представительницах прекрасного пола, ибо между колошанками нередко можно было встретить и красивых женщин. Если бы не различные украшения, которые вставляли они в нижнюю губу, прокалывая ее при вступлении в девичий возраст, многие из них, верно, заняли бы далеко не последнее место в конкурсе красоты. Главным украшением их были так называемые калужки из зеленого минерала серпантина-змеевика (отсюда и русское название сего народа). Еда для колошанок являлась не столь простым занятием и требовала немалого искусства из-за наличия упомянутых «драгоценностей». Пищу употреблять должны они были с крайнею осторожностью, дабы не коснуться своего украшения, которое, «ежели, по несчастью, выпадало из прореза губы, наносило превеликий стыд».
Пищу тлинкитов по преимуществу составляли: тушеная рыба с печеным картофелем, квашеные коренья и толкуша – подтухший китовый жир с дикими ягодами. Из неведомых сакральных соображений, само мясо китов почиталось к употреблению негодным. Вместо табака все индейцы, включая детей и женщин, курили наркотическую медвежью ягоду.
Поселения свои индейцы-тлинкиты устраивали в труднодоступных местах. Дома их представляли собой бревенчатые курные бараборы, в которых посреди пола постоянно горел квадратный очаг с сооруженной над ним незамысловатой рыбной коптильней. Повсюду внутри жилища можно было видеть выточенные из дерева или кожи изображения духов-предков – вахташей, в качестве которых выступали филины, лягушки, медведи, морские петухи. Покатые спереди крыши сдвигались в ненастье и раздвигались в добрую погоду. Входам-выходам барабор придавался вид пасти чудовища; обращены они были обычно в сторону воды. Перед жилищами стояли громадные двадцатисаженные тотемные столбы прямых кедровых стволов. Украшенные фантасмагорической резьбой, являвшей изображения птичьих голов и звероподобных чудищ, тотемы увековечивали историю и легенды племени. Удивления достойна выносливость индейцев-тлинкитов, зимой и летом ходивших босыми, презиравших боль и даже «из одного хвастовства» подвергавших себя жестоким истязаниям. Колоши-мужчины едва ли не с самого рождения приучались своими родителями к перенесению всевозможных лишений: голода, холода, боли... Бывало, что после бани, в самую жестокую стужу, идет колош на море, где сидит в ледяной воде с четверть часа, а затем выходит на берег и просиживает там совершенно нагой еще довольно долгое время. Случалось также, что после вышеназванных процедур тлинкит, едва переступив порог своего жилища, созывал всех сечь себя. Вытерпев это добровольное наказание, он, как герой, имел полное право выбрать любую женщину.
У тлинкитов царила полигамия. Знатные и богатые колоши имели до пяти жен, а иногда и более... Между женами нередко случалась ревность, оборачивающаяся подчас не только бранью, но и настоящей поножовщиной. Если жена оказывала неверность мужу и была обнаружена на месте преступления, гневный супруг убивал и ее, и обольстителя... Бывали, впрочем, и снисходительные мужья, кои позволяли старшей жене иметь молодого помощника, который проживал в их хижине, исполнял все работы, а в отлучку мужа занимал его постель.
Всякого рода торжества индейцы Нового Света проводят по обыкновению в беспрерывных плясках и сладострастных песнях, единоборствах и играх-игрушках. Едва ли не везде почитаются дикарями в качестве главных наслаждений жизни три вещи: пресыщение, особенно масляной и жирной пищей, любострастие и пляски. Тлинкиты вовсе не составляли исключения из сего правила.
С пленниками своими колоши поступали весьма жестоко, но более всего простиралась их лютость на европейцев... Тут уж оказывали они себя злее самых хищных зверей. Забрав волосы в руку и обчертя ножом, вместе с кожей их с головы сдергивали. По частям отнимали члены, кололи и делали небольшие раны для одного лишь мучения и страдания. И престарелые, и дети приходили истязать несчастных своих пленников, неизменно выказывая при этом величайшее проворство...
...Тамагно-Ус, верховный шаман Земли Тлинкитов, с неослабным вниманием наблюдал за передвижением двух усталых путников.
Индейские воины появились одновременно со всех сторон. Можно было подумать, что перед ними не пара измученных человеческих существ, а по крайней мере боевой аванпост неприятельского войска. В сумраке леса, среди обомшелых елей, причудливые маски тлинкитов, изображавшие росомах, кугуаров и лесных северных рысей, напоминали лики сказочных чудищ. Пластинчатые панцири и нарукавники были накрепко стянуты китовыми жилами. Поверх накинуты толстые, не пробиваемые пулями, лосинные плащи. Боевые доспехи венчали высокие разрисованные шлемы с кожаными кисточками, из-под которых выбивались черные, прямые и жесткие волосы. Лоснящиеся от жира, украшенные замысловатыми рисунками, писанными ярко-красной охрой, киноварью и сажей, свирепые лица внушали такие чувства, передавать кои пером на бумаге попросту бессмысленно. Воины были вооружены томогавками, декорированными человеческими волосами; некоторые имели при себе ружья бостонского образца. Одним словом, зрелище, способное привести в трепет даже самых сильных духом.