За троном. Царская милость
Шрифт:
Поэтому к дворецкому обратился:
– Прости, боярин. Я пришлый, своего жилья в Москве нет. Что присоветуешь?
Боярин сначала задумался. Алексей понимал ход его мыслей. Алексей – человек новый, придворным неизвестный. Быстро поднялся, но так же быстро и упасть может. А с другой стороны, обласкан государем может быть, выше поднимется. И дружба с ним впоследствии дорогого может стоить. Потому осторожничал. Чем ближе к царскому телу стоит человек, тем большим влиянием обладает.
– К боярину и слуге тебе надо.
Титул боярин и слуга – это как первый министр при царе.
– Подожди, я сам с ним поговорю. Как я понимаю, тебе комнату в Кремле надо, коли царь тут будет, тебе при нем быть надо. Ну и жилье.
– Точно так.
Пока дворецкий ходил, Алексей в его комнате сидел. Положение у Алексея шаткое, нет поддержки со стороны дворянства, царедворцев. Вон взять Ивана Милославского. Став опекуном, упразднил приказ Тайных дел, Счетный приказ. Все Приказы под себя подмял, увеличил их число с 42 до 60, а число служащих с 882 человек до 2762 человек, а во главе поставил родню, ближнюю и дальнюю, либо преданных ему людей. Артамона Матвеева кознями в ссылку отправил. Благодарная родня, набивавшая карманы на государевой службе, всецело за Милославского. Практически весь государственный аппарат за него, раздавит любого. А еще в сторонке стоят, но имеют влияние на царя молодые царедворцы – постельничий Иван Языков да стольник Алексей Лихачев. Умные, образованные, молодые. Особое место занимает преклонных лет князь Василий Васильевич Голицын, к слову которого царь прислушивается. Каждая группа одеяло на себя тянет. Придется или лавировать меж ними, избегая вражды, либо самому сторонников подбирать, иначе сотрут его, как жерновами. Похоже, попал как кур в ощип. Только в Кремле Алексей осознал всю щекотливость своего положения.
Вернулся дворецкий с довольным видом.
– Уладил в лучшем виде. Даже ключ взял. Комната невелика, но в Теремном дворце.
Комната оказалась на первом этаже, а рабочие помещения государя на втором. Все равно рядом, не надо бегать по необходимости в другое здание. И с временным жильем на время определились.
– Указания государя нет. Самовольно ни я, ни боярин-слуга лучшего предложить не можем. Соизволит Федор Алексеевич земельку под дом выделить – стройся али купи.
Ну да, было бы за что. Почти все содержимое кошеля на одежду потратил. Узел с вещами большим получился.
Закончил дела поздно, за хлопотами время быстро летит. Шел по коридорам к выходу, слышал шепоток за спиной от встречных придворных. Новость уже обсуждают. Спал еще на прежнем месте в воинской избе, где привык. А утром, после развода караула, полковник его огорошил:
– Алексей, в моем полку советника быть не может. Придется тебя из списков полка исключить.
Алексей вздохнул. Не придется ли возвращаться с позором?
– Лошадь казенная, пока пользуйся, но вернуть надо.
– Благодарствую.
Пока от царской милости у Алексея одни хлопоты и заботы. Но он надеялся, что оботрется все, устаканится. Не в таких переделках бывал.
В столице делать было нечего, и он отправился в Измайлово. Царь наказ давал вернуться. А зачем, если сам обещал быть в Кремле завтра? Но царские распоряжения обсуждать – последнее дело, надо исполнять.
Добравшись до царской резиденции, отдал поводья лошади подбежавшему слуге. Повернул к дому слуг, где раньше обитал.
– Господин, тебе не туда. Вон к тому дому. Ты иди, а я узел принесу.
Отношение к Алексею явно переменилось в лучшую сторону. Он прошел к указанному дому – каменному, в один этаж, но большому. В сенях его привратник встретил с поклоном.
– Государь распорядился выделить покои. Я провожу.
Недурно. Небольшая спальня с высокой периной, пуховым одеялом. Рабочий кабинет со столом-конторкой и парой кресел, в углу сундук. В комнате тепло, а печи не видно. Спросил у привратника.
– Печь в подвале, большая, на весь дом. А продыхи в стенах проходят, по ним теплый воздух идет.
Удобно, истопники по коридорам и помещениям не ходят, перед господами не мельтешат.
Алексей охабень снял, лицо и руки под рукомойником в спальне ополоснул. В кафтане к царским хоромам перебежал, чай, морозец легкий совсем, не метель. Рынды в коридоре у дверей царских предупредили:
– Занят государь, не велел беспокоить.
– А кто у него?
– Князь Василий Васильевич Голицын.
Престарелый князь был личностью известной, уважаемой. Ни в каких группировках не состоял, подлостей никому не устраивал.
– Как сам-то?
Рынды поняли.
– Ходит. Сегодня на первый этаж спускался. Правда, за перила держался.
Ага, значит, государь чувствует себя лучше, это радовало. Через полчаса распахнулась дверь, вышел князь. Острым взглядом Алексея окинул. Кто таков, почему не знаю? Одежда русская, не иноземец, причем такого покроя и качества, какие царедворцы носят. Алексей сразу голову склонил. Он и по должности ниже, и простолюдин, не дворянской голубой крови. Да и вежливость обычная, Алексей моложе.
– Алексей Терехов, – представился он.
– Сказал уже государь, наслышан. Вот ты каков! Поговорить бы надо.
– Мне сначала к государю.
– Само собой. Я в трапезной буду, внизу.
Рынды дверь перед Алексеем распахнули. Алексей вошел, отбил поясной поклон. Федор, сидевший в кресле, поднялся, опираясь на подлокотники. Не легко встал, но сам.
– Здоровья тебе, государь! – поприветствовал его Алексей.
– Твоими молитвами.
– Мне рынды сказали – сам по лестнице уже ходил сегодня.
– Было дело, – улыбнулся Федор. – Ты знаешь, какое это удовольствие – самому ходить!
– Федор Алексеевич, лечение еще не закончено, не перетрудить бы ноги.
– Сил прибавилось. Дела-то в застое. Отныне сам управлять буду!
Царь был настроен решительно.
– Дел накопилось за болезнь много, все неотложного решения требуют. Завтра с утра в Москву, в Кремль едем. Вы вместе с Лихачевым за троном моим стоять будете в Грановитой палате, когда послов принимать буду. Подскажете тихонько, если сам сразу не соображу. А рынды, как положено, по сторонам от трона.