За тысячи лет до армагеддона
Шрифт:
Хотя, задним числом анализируя случившееся, я остановился на том, что виной всему послужила настойка, которой нас накануне потчевал Ахмед. Думаю с грибочками он переборщил. А иммунитет ко всякой наркосодержащей дряни, в отличии от того же Жени, который баловался подобным пойлом уже не один десяток лет, я еще не выработал. Вот моя легкоранимая психика и устроила качели настроения. В диапазоне от: шапками вражин закидаем и ногами запинаем, до: все пропало, спасайся кто может. Итогом чего и стал мой шаг вперед, в пространство.
По идее на этом все должно было бы и закончится. Разве что я бы успел пожалеть, что падаю не с высоты крепости Массада, а это почитай 400 метров, так что время полета составит секунд десять, вполне можно себя неоднократно обозвать идиотом конченным, а всего-то две с
Но это ежели отталкиваться от научно обоснованных представлений, в которых время свободного падения рассчитывается по формуле: t=sgrt(2h/g). И такие представления совершенно не включают в сферу своих аргументов ни птеродактилей, ни орлов. А именно такая тварь и разбила вдребезги всяческую научную аргументацию, предварительно издав клекот, напоминающим скрип ржавых кладбищенских ворот на забытом погосте, когда туда пытаются проникнуть копатели трупов по поручению доморощенного Франкинштейна. Твою дивизию. Надо все-таки запретить Ахмету класть в настойку эти синенькие склизкие грибочки. Иначе от подобных бредово романтичных ассоциаций избавиться не удастся. И непонятно, куда схожие мысли могут завести.
Так вот, возвращаясь к проблеме свободного полета моего тела после добровольному выхода из пещеры, обусловленному совокупностью неявных причин. Это падение было самым наглым образом прервано чем-то, вернее кем-то летающим, с размахом крыльев метра в четыре, которое все это время планировало невдалеке в ожидании вкусной и здоровой пищи. Так что при виде меня, летящего, тварь резко рванула вниз, совершив тем самым маневр, совершенно не вписывающийся ни в какие физические рамки, поскольку для подобного финта она уже должна была пребывать в крутом пику, причем со скоростью, гарантирующей практически мгновенное столкновение с землей. Но спрашивается, где физика, а где птеродактили. Монстр с этакой грандиозной небрежностью подхватил меня где-то метрах в десяти над землей. После чего крепко ухватив меня трехпалыми когтистыми лапами и попытался перенести в место, более пригодное для трапезы, нежели берег реки. Возможно даже в собственное гнездо, где меня с нетерпением ждали голодные птенцы. Сложилось впечатление, что мои плечи оказались зажаты стальными тисками. Я и раньше знал, что тот же филин может лапами раздавить заячий череп, но поймавший меня на лету монстр вполне мог бы оставлять оттиски когтей на латунных заготовках.
К сожалению, вернее к счастью, мне так и не довелось узнать, сооружают ли птеродактили гнезда и каким образом они снабжают пищей подрастающее поколение, поскольку в процесс вмешались два новых неучтенных фактора. Сначала не выдержала футболка, которая верой и правдой служила мне по крайней мере последние десять тысяч лет. Это если отталкиваться от абсолютных цифр. С учетом скачка в прошлое. А так турецкий ширпотреб, по случаю подаренный мне Леночкой, был совершенно новым. Еще не разу и в стирке не побывавшим. Футболка, отличающаяся завидной эластичностью, треснула по швам, резко сползла с моего торса и ошметками осталась в лапах обескураженного монстра. А я тем временем снова рухнул вниз, но уже с высоты, оставляющей неплохие перспективы для благополучного приземления. Птеродактиля же перспектива лишится заслуженного завтрака совершенно не устроила. Он снова издал скрип ржавой кладбищенской калитки и попытался меня перехватить. Вот тут-то и вмешался второй неучтенный фактор в виде Ахмета. Атлант вместе с моим другом стояли на выходе из пещеры и оживленно обсуждали перипетии моего падения. Судя по отдельным репликам они делали ставки на исход эпопеи с летающим монстром. Причем Атлант настаивал на том, что я расшибусь об камни, а однокашник — на том, что меня все же поймает на лету, а потом и сожрет летающая тварь.
Возможно, все это мне просто почудилось, поскольку столь оживленная дискуссия не могла произойти за отведенное мне на падение время. Разве что собеседники научились общаться
В любом случае Атлант поступил не по спортивному. Он запустил в птеродактиля, который твердо вознамерился исправить свое упущение, в прямом смысле этого слова, дубиной. Той самой, которой минутой назад нанес мне как физическую, так и душевную травму. Своим поступком Ахмет обеспечил безусловную победу вариантом с падением, поскольку монстр, получив ударом увесистой дубины по голове, в очередной раз издал возмущенный скрежет и гордо улетел вдаль в поисках более благодарной пищи. А я со всего маху копчиком шлепнулся на песок, счастливо избежав столкновения с расположенным невдалеке гранитным валуном. В добавок к больному пальцу добавился и больной копчик.
— Да что же это мне так в последнее время не везет, — возмутился я, — Даже акт суицида нормально исполнить не удалось. Зато душа перестала болеть, с удивлением тут же вынужден был констатировал.
Причем не сразу сообразив, что причиной тому послужило однозначное подтверждение того факта, что эффект аномальной энтропии на меня таки распространяется. Правда с определенными изъянами в виде отдельных телесных травм. Иначе, кроме как нарушением всех мыслимых и немыслимых законов бытия, своевременное появление птеродактиля объяснить невозможно. Психические качели, наверняка обусловленные Ахметовской бражкой, сделали рывок в обратную сторону и я снова полюбил жизнь.
— Ужо мы им всем покажем, — радостно завизжал в душе кто-то мелкий и пакостный. — А птеродактиля, когда лет через триста налажу выпуск собственных монет, обязательно нужно будет приспособить для штамповки. Будет монеты с оттиском когтистой лапы клепать. Хрен кто из фальшивомонетчиков подделает.
— Да, задумчиво вмешалась во внутреннюю дискуссию, рациональная часть моего я. — С этим срочно надо что-то делать. И к психиатру в ближайшие пару-тройку тысяч лет не обратишься. Причем три тысячи лет, это в самом лучшем случае. Так что придется самолечением заняться.
— Или прекратить злоупотреблять Ахметовой настойкой на грибах поганках, включился в разговор кто-то третий. Участие которого и поставило точку в моих размышлениях по поводу… Поскольку я банально потерял сознание, не выдержав гвалта у себя в голове.
Очнулся я, судя по тому, что солнце перевалило за полдень, совсем не скоро. Дико болела голова. Голоса в башке напрочь исчезли. Ничего не хотелось. Так бы и лежал на песке, щурясь полуприкрытыми веками на солнце. К сожалению мои спутники всячески препятствовали подобному времяпровождению. Один из них совершенно неприличным образом навалился на меня сверху, то ли в экстазе любви, то ли и вправду пытаясь выполнить искусственное дыхание рот в рот, перемежая эти действия неумелой симуляцией закрытого массажа сердца. Осознав, что еще немного и мои ребра не выдержат подобного надругательства я попытался оттолкнуть от себя фельдшера неофита. Как только мне это удалось сделать, в битву с моим здоровьем вступил Атлант. Его действия оказались не менее изощренными. Великан не мудрствуя лукаво окатил меня с верху до низу ушатом воды. Причем в качестве тары для воды использовал злополучный сосуд из-под браги. Забыв при этом удалить из него остатки пойла. В результате чего я оказался не только мокрым но и вонючим. Вскочив на ноги и высказав своим сотоварищам все, что я о них думаю, я нарвался со стороны Жеки на вопрос, вызвавший у меня откровенное недопонимание.
— Палец показать можешь? — поинтересовался у меня однокашник.
Это несколько расходилось с каноническим тестом на адекватность у бывшего коматозника, очнувшегося после длительной комы, вызванной сотрясением мозга. Там по фэншую доктор тыкал пациенту в физиономию пятерней и интересовался: «Сколько пальцев видишь?». В ответ положено было заявить: «Семнадцать», после чего симпатичная медсестра станет тебя долго и всячески лечить, а потом и вовсе отдастся.
Так что вопрос товарища отвлек меня от матов и заставил задуматься. Впрочем природная сообразительность тут же подсказала правильный ответ. Я показал ему средний палец, демонстрируя интернациональный жест: «Fack».