За Великой стеной
Шрифт:
Немцы из французского иностранного легиона, парашютисты, умирали, точно кончали жизнь самоубийством. Сладострастно умирали, точно кому-то мстили... Я помню, когда мне было года четыре-пять, как зарезали легионера на нашей улице.
Нас, вьетнамцев, научили умирать... И хотя я не партизан, и хотя я не был в джунглях и не поджег ни одного танка, я умею воевать. Я знаю все системы оружия, все их данные, этому мы учимся с пеленок. Тысячу лет нас угнетали захватчики с Севера, полтысячелетия мы воевали с захватчиками с Юга. Я родился во время войны, мой старший брат родился во время войны, мой отец погиб в войне. Мы учимся ненавидеть врагов раньше, чем выучиваемся ходить.
У каждой смерти
Мын подошел и спросил:
— Пройдоха, извини, что я тебя побеспокоил. Скажи, пожалуйста, на кого мы все-таки работали? Кого должны проклинать мои дети, если я не вернусь на материк живым?
— На кого работали? — переспросил я. И, прежде чем ответить, записал свой ответ в дневник:
— Мы работали на госпожу Вонг. Так говорит Хуан.
— Воды ди, воды тянь [15] , — в ужасе прошептал Мын».
Служанка вернулась через полчаса. Двери ее комнаты на первом этаже, по всей вероятности, имели самостоятельный выход во двор, потому что она неожиданно появилась в холле. Опять в черном халате со стеклянной брошкой у воротничка. Раньше я не задумывался, сколько ходов и выходов в доме Клер. Напрасно! «Знал бы, где упасть, соломки подостлал» — так говорила моя матушка, а отец в подобных случаях произносил: «Знал бы, где будешь тонуть, глубину заранее измерил».
На улице зажглись огни. В комнате стоял полумрак, то есть наступило то время, когда углы становятся круглыми, а кошки серыми. Я развалился в низком кресле и курил. И все время чувствовал, что служанка где-то рядом. Она бесшумно возникала и уплывала в полумрак. Робкая, покорная... Нигде не бывают женщины такими вкрадчивыми, как на Востоке. Меня удивляло и другое: неужели я возбудил у нее интерес?
Я вспомнил почему-то, как когда-то оказался на Мартинике в Вест-Индии во время карнавала, этого трехдневного безумия. За окнами отеля бушевало веселье. О том, чтобы заняться каким-нибудь делом, не могло быть и речи. Не работали такси, телефон, аэропорт был закрыт. Там-то я и познакомился с Бобом. Он только начинал работать на радио и записывал первую передачу о карнавале. Еще до рассвета нас будили уличные оркестры, толпы чертей и ведьм, ряженых: выбеленных мелом негров и вымазанных сажей европейцев в самых диких костюмах. По площади Плас де ла Саван шли бесконечные пляшущие, орущие, смеющиеся толпы. Боб боялся выйти из отеля. Вначале я не понял причину его боязни. «Загнанный в пятый угол», он поведал мне историю женитьбы Наполеона Бонапарта. Оказывается, он взял себе в жены уроженку Мартиники, дочку плантатора Марию Жозеф Роз Таше де ля Пажери, которая во Франции догадалась упростить свое имя до Жозефины.
— Я всю жизнь мечтал попасть на остров любви, — философствовал Боб, — но, оказывается, морально я не подготовлен к вакханалиям. Обратите внимание, Артур, на манеру женщин завязывать яркий полосатый головной платок. А знаете, что означает, когда торчит над головой один хвостик, два хвостика или три?
Я, разумеется, не знал, и Боб разъяснил:
— Если один кончик этого «матраса» торчит, как ухо у кролика, значит, за девушкой ударяй напропалую, она ищет знакомства. Если два — отстань, у нее есть друг сердца, и она не заинтересована в мимолетных утехах. А если три — берегись! Она сгорает от жажды любви. И не советую играть с огнем на острове, где люди пылки, как вулканы. Это довольно рискованно.
Я рассмеялся, но через четверть часа был наказан за свое легкомыслие.
Подвыпившая компания в масках ворвалась в бар, и я оказался в плену у трех очаровательных
— И мне! И мне! — сказали еще две.
Вначале я подумал: в своем ли уме девицы? Потом решил, что это шутка. Но... все оказалось значительно серьезней. И я ретировался в номер.
Позднее Боб объяснил, что подобные предложения рождены тамошними социальными условиями — светлокожему ребенку будет легче подняться по социальной лестнице, получить хорошо оплачиваемую работу, и он сможет обеспечить старость матери. Так что девушка, выпрашивающая себе «белого бэби», довольно практична плюс поправка на темперамент и на то, что жажда материнства у негритянок невероятно велика. Они очень нежные и заботливые матери.
На Востоке все иначе. Здесь женщина, если сгорает от любви, никогда не посмотрит тебе в глаза. Она будет вроде бы таять и постепенно, как в костре с сырыми дровами, зажжет в твоем сердце щепочку, затем еще одну, а там уже запылают смолистые сучья и будет полыхать огонь, сжирая все, испепеляя даже, казалось бы, негорючие стволы лесных великанов.
Я знал игру, которую затеяла со мной служанка.
В каждом мужчине, как мне думается, сидит вожак стаи. Каждый мужчина стремится стать вождем племени, но не всем удается, так как свободных вакансий нет. Побеждает лишь один, ну а остальные... Остальные должны прятать в себе собственное «я», подчинять собственного «вожака» более сильному, но чувство неудовлетворенности остается. И это вполне естественно. Древние греки называли это чувство честолюбием и признавали за каждым гражданином право на стремление стать первым. Они называли честолюбие «животворным соком государства». Золотое детство человечества! Теперь мужчину подмяли город, темп, миллионы сложных, запутанных отношений между себе подобными. Вот почему мужчины подсознательно сужают размеры ринга, на котором в честном бою, пусть примитивном и абстрактном, они смогут увидеть своего «противника», помериться с ним силой и победить.
Молодые ищут самоутверждения в выпивках, драках, браваде, более целеустремленные — в спорте или науке. Но наука не приносит полного удовлетворения. В науке всегда будет кто-то, кто знает больше тебя... А вожаку требуется конкретная, пусть даже игрушечная, стая. И плодятся, как капустные мушки, коллекционеры, любители цветов, зверей, покровители кошек, голубей, рукодельники, склеивающие скрипку размером в мизинец или паровоз с муху. И на это тратятся годы. Зачем? Чтобы заявить на весь мир: «Я сделал такое, что никто еще до меня не сделал. Я первый!» И катят перед собой бочки через континенты, танцуют без отдыха несколько суток, играют до полного изнеможения на пианино или пекут пирог размером с хижину. Зачем?
На Востоке женщины знают слабости мужчин... Восточная женщина лишь с виду кажется покорной. Это чтобы не спугнуть добычу, не дать повода для настороженности, чтобы мужчина расслабился, доверился...
Покорность восточной женщины... Это самые своенравные, самые коварные, умные и ленивые женщины на свете.
Самым отточенным оружием у них является то, что они возбуждают в мужчинах чувство самоутверждения. Это и есть тот нектар, на который летят даже владыки, потому что и владыкам требуется не абстрактное подтверждение их владычества, а конкретное, осязаемое, которое можно самому обнять или обидеть.
Служанка выплыла из полумрака.
Она с настойчивостью паука плела паутину. Зачем? Что-то ее привлекало во мне или заинтересовало — это факт.
Быстрее бы приходила Клер! Если говорить откровенно, я по ней действительно соскучился. Я давно мечтал о таком вечере, когда мы посидим вдвоем и поговорим обо всем, а значит, ни о чем.
Ожидая возвращения Клер, я не подозревал, в какую игру влез: у меня вообще не было ни одного шанса на выигрыш. Я, по сути дела, был уже трупом, правда, пока еще теплым.