За великой стеной
Шрифт:
– А кто из них убил сына второго министра? – спросила она.
– Вот этот, со шрамом, – нахмурившись, буркнул Фу Син.
– Джи Сы, посмотри, вот, кто убил твоего сына! – с непонятной радостью позвала одну из женщин императрица. Разноцветные халаты и вееры закачались, и рядом с ней в поклоне склонилась такая же тоненькая и маленькая фигурка с белым веером. Раздался звук плевка, но Лаций ничего не увидел и не почувствовал. Наверное, на жаре горло женщины пересохло, и она не смогла далеко плюнуть. – Как ты возмущена! – покачала веером императрица. Мы придумаем, как его наказать.
– Госпожа, – раздался позади неё голос другой женщины. – Этот варвар мучил сестру Йенг Ли. Он заставлял
– О-о-о… – за веерами раздался смешанный вздох удивления, возмущения, испуга и любопытства.
– Это правда? – спросила императрица Фу Сина.
– Говорят, что так, – подтвердил тот, не разгибая спины.
– Он заслуживает наказания, – ещё раз произнесла она. – Йенг, твой муж хорошо проводит праздники. Раз эти варвары так хорошо сражаются, мы сможем увидеть, как их убьют воины моего брата. Через месяц будет праздник первого урожая. Пусть Бао Ши подготовит их, и мы посмотрим, что они умеют.
– Я так благодарна тебе, госпожа! – раздался откуда-то сбоку нежный голос, и очередной голубой веер склонился в низком поклоне. Опешивший Лаций только крутил головой из стороны в сторону, понимая, что сейчас решается его судьба, но не знал, что делать. Он понял, что за голубым веером скрывалась сестра Чоу Ли, и тщетно пытался разглядеть её лицо. Ему повезло – во время поклона веер случайно опустился немного ниже, чем следовало, и он увидел длинные чёрные брови, большие белые пятна на щеках и бордовые губы. Но даже эти нелепые краски не могли скрыть правильность черт, которые не имели ничего общего с лицом Чоу Ли. Особенно глаза и нос. Большие, широкие глаза с чёрными зрачками и длинными ресницами совсем не были похожи на узкие щелочки Чоу. И ещё у Чоу нос был приплюснутый, маленький, с вывернутыми в стороны ноздрями. А здесь – прямой, как у римской матроны, только очень тонкий… Нет, это не могла быть её сестра! Лаций моргнул, и лицо скрылось за пластинками веера.
– Но они могут не только воевать, – осторожно добавил начальник охраны.
– Ах, да! Я слышала, что они могут строить мосты, – со смехом ответила императрица. – Как будто их не могут строить наши слуги. Это смешно.
– Они умеют петь, – уже не так уверенно произнёс Фу Син, не зная, какую реакцию вызовет это у неё, но жёлтый вдруг веер вздрогнул и замер.
– Петь? Это интересно. Я слышала только ужасный звук из трубы. Это их музыка? Ха-ха. И что же они могут петь? Неужели они могут петь лучше наших придворных певцов? Мне кажется, что они притворяются, что играют на юй с музыкантами, – с любопытством и в то же время недоверчиво произнесла она, но ей ответил только начальник охраны:
– Госпожа, твоя мудрость безгранична, но позволь этим рабам показать, что они умеют, – поймав одобрительный взгляд Фу Сина, Лаций кивнул музыкантам и посмотрел на Павла. Они с Зеноном ждали этого момента и набрали в грудь воздух.
Дальше Фортуна решила смилостивиться над Лацием, и Парки убрали ножницы в сторону от его судьбы. По рассказам Чоу Ли он помнил, что императрица Ю Ван любит музыку и песни, но он и представить себе не мог, что она будет слушать их до самого заката! Когда Павел и Зенон исполнили два гимна и перешли к заранее выученным песням, старший евнух приказал принести императрице и дамам двора небольшие стулья. Они расселись вокруг музыкантов, и теперь, когда они оказались боком к Лацию, их лица были видны лучше. К удивлению старшего евнуха, императрица спела вторую песню вместе с Павлом Домицианом и после этого приказала музыкантам играть ещё и ещё. Павел и Зенон поняли, что надо голосами петь мелодии, и, почувствовав, что их талант ценят по-настоящему, старались показать всё, на что были способны.
– Ах, как жаль убивать
– Мастера искусств, – ответил Фу Син так быстро, что даже Лаций поразился его сообразительности.
– Пусть завтра нарисуют мне несколько таких же картин. Но поменьше. Я хочу видеть их у себя в комнатах. И пусть там будет нарисована голова Чжи Чжи. Обязательно! – императрица помахала веером и произнесла усталым голосом: – Мне плохо! Фу, я вспомнила, как она ужасно пахла! – веер сделал несколько взмахов и, покачиваясь, направился к носилкам. Уставшие носильщики льда и слуги с зонтами толкались, стараясь не отстать от неё. Остальные женщины в разноцветных халатах тоже устало потянулись к своим носилкам в окружении евнухов.
– Завтра Тиберию и Лукро будет много работы, – заметил Павел радостно.
– Да-а, – протянул Лаций. – Но у нас пока ничего не ясно.
– Хорошо, что хоть ничего не отрежут, – добавил Павел. – И петь будем. И кормить будут. Это же хорошо.
– Тебе хорошо, слепая твоя башка, – оборвал его Лукро. – А нас положат через месяц на бойне. Слышал?
Слепой певец замолчал, чувствуя нелепость своей радости. Лаций опустил щит и сел на землю. Вслед за ним стали садиться все остальные римляне. Приближался вечер. И никто не знал, что их ждёт дальше.
Глава 6
Утром пришёл слуга Чоу Ли. Он сообщил, что всё остаётся без изменений и его госпожа грустит. Но, возможно, сегодня придут ещё два человека. И всё. Больше ничего узнать не удалось. Лаций понял, что Чоу поступила так неспроста. Она чего-то боялась. Наверное, эта затея с картинами не вызвала у императора интереса, и теперь судьба генерала Чэнь Тана повисла на волоске. А вместе с ним и сестры Чоу. Две птички, о которых она говорила, были, наверное, ещё двумя придворными, которых привлекли слухи. Всё одно и то же. И пока никаких намёков на изменения. Ему стало тоскливо и неприятно.
Ещё вчера надежда на какой-нибудь поворот судьбы, милость богов и любопытство глупых придворных помогала ему сопротивляться отчаянию и страшным мыслям. Теперь всё было наоборот. Он вспомнил лицо узкоглазого евнуха с выпуклыми, как сливы, скулами. Его жёлтые сытые глаза были лениво-неподвижными, как у сытого тигра. Это было наваждение…
Сделав глоток воды, Лаций обвёл взглядом унылые лица товарищей, вповалку лежавших вдоль задней стенки, музыкантов и сидевшего напротив начальника стражи Фу Сина. Тот снял шлем и прислонился спиной к столбу. Лаций не заметил, как глаза закрылись сами собой. Воспалённое воображение снова начало рисовать картины одну страшнее другой, где он сопротивлялся, дрался, сражался, кричал и даже кусался… Но всегда всё заканчивалось одним и тем же: к нему приближался страшный евнух, длинные рукава халата вытягивались вперёд, из них появлялись маленькие, крючковатые пальцы, в которых виднелся острый нож… Смешной домик на его голове нервно подрагивал, широкая улыбка застыла поперёк широкого, полукруглого лица… Было видно, что ему что-то не нравилось. Он поднял плечи к ушам, рука дёргается, пальцы дрожат. Рядом с ним почему-то стоит Фу Син. Весь вытянулся, замер, слушает. Скулы сжаты, глаза не моргают, губы не шевелятся. Брови свёл, смотрит на евнуха внимательно. Смотрит и тоже чего-то ждёт…