За все надо платить
Шрифт:
Выйдя из кабинета заведующего, Оборин пошел в буфет, взял кофе с бутербродами и уселся за столик вместе с юной парочкой, которые смотрели только друг на друга, ничего вокруг не замечая. Ему было противно после разговора с Чернениловым, но угрызений совести Юрий не испытывал. Пусть руководство кафедры решает свои проблемы как хочет, но только не за его, Оборина, счет. Дудеть в общую дудку и пропускать явную халтуру он не намерен. Пожалуйста, пусть эти работы посылают на конкурс, да хоть на соискание Нобелевской премии, он возражать не будет, но и делать вид, что они хорошие, не будет тоже. Спросили его мнение – он ответил, а если кафедре безразлично, что студенты их считают идиотами, которым можно подсунуть плагиат
Сидящая рядом парочка повернула его мысли к новой хорошенькой аспирантке. Сидит небось, бедняга, вместе со всеми, читает работы и клянет Оборина последними словами. Может, вернуться на кафедру, сесть рядом с ней и взять у нее часть работ? Хороший повод сблизиться. А потом что? Вести ее к себе? Наверное, придется, она не производит впечатления девушки, привыкшей к долгим романтическим ухаживаниям. Мысль о девушке, которую он приведет к себе, заставила его вспомнить о Тамаре. Черт возьми, нужно наконец выполнить ее просьбу и отогнать ее машину к себе в гараж. Может, ее уже угнали? Томка голову оторвет.
О машине Тамары Коченовой Юрий помнил все время, но оттягивал момент, когда поедет к ее дому и сделает наконец то, о чем она просила. Сигнализация неисправна, угнать машину могут в любой момент, а спохватиться и заявить в милицию некому. Но ему очень не хотелось ехать в чужой машине без доверенности. Тамара оставила ему ключи и техпаспорт, права у Оборина есть, но если его остановит ГАИ, то видок он будет иметь бледный. Доказать, что машина не угнана, он не сможет, потому что единственный человек, который может подтвердить, что Оборин не вор, это сама Тамара, хозяйка машины. А где она? Исчезла так же внезапно, как и появилась. Прожила у него четыре дня, а потом Юра вернулся домой и увидел на столе записку: «Уезжаю, нашла работу с выездом, забери, пожалуйста, мою машину. Целую и спасибо за то, что выручил и приютил». Вот и весь сказ. Одним словом, забирать машину Тамары он боялся. Но и не забирать нельзя, ведь угонят же, как пить дать.
Ситуация вокруг конкурсных работ его разозлила до такой степени, что страх попасться гаишникам как-то притух. Все равно день пропал, решил Оборин, ну ее, аспирантку эту, никуда она не убежит, лучше он сейчас доедет до Тамариного дома и заберет наконец машину. Хоть одной головной болью будет меньше.
Николай Саприн уже начал терять терпение. Шоринов дал ему в помощь двух мужичков, и они втроем, сменяясь, караулили машину Тамары Коченовой. Это была последняя ниточка, ухватившись за которую Саприн надеялся выйти на человека, с которым Тамара общалась после возвращения из Вены. Ведь где-то же она жила! Этот человек должен знать, куда она уехала.
Саприна раздражало ожидание, он был человеком действия, и бессмысленное топтание вокруг Тамариного дома в каких-то дурацких куртках с капюшоном, скрывающим густые черные волосы и яркие синие глаза, выводило Николая из себя. Начались осенние дожди, воздух был сырым и холодным, и он никак не мог полностью оправиться после тяжелого гриппа. Побаливала голова, временами поднималась температура, ноги делались слабыми и непослушными, во рту устойчиво держался противный металлический привкус. Но он все-таки дождался.
К Тамариной машине подошел ничем не примечательный парень лет тридцати или чуть меньше с хмурым лицом и угрюмым взглядом, открыл дверь и уселся на водительское место. Саприн тут же метнулся за угол к своей машине. Через два дня он уже знал о человеке, забравшем автомобиль Тамары, достаточно, чтобы действовать дальше. Прежде чем решать, нужно ли вступать с ним в контакт, Саприн хотел побывать в его квартире, благо вскрытие чужой двери никогда не было для него проблемой.
Дождавшись, когда
Первым делом Николай поискал следы пребывания здесь Тамары, но не нашел ничего, ни одной ее вещи, которую смог бы узнать. Пролистал лежащую возле телефона записную книжку в надежде найти какие-нибудь старые координаты Коченовой: может быть, по старым адресам и телефонам найдутся люди, которые знают о Тамаре что-нибудь интересное, дадут какие-то новые связи и цепочки. Но телефон был только один, и принадлежал он Тамариной матери. Видно, записывал его Оборин еще в те времена, когда Тамара жила вместе с ней. Странно, что нет ее нового телефона. Неужели они так долго не встречались? Почему же Тамара кинулась к нему, к человеку, с которым не общалась по меньшей мере лет пять? Ответ был очевиден: она испугалась. Очень испугалась. Она поняла, с кем имеет дело, и знала, что ее будут искать не лохи и дилетанты, а профессионалы, от которых ног не унесешь. И прятаться нужно у человека, о котором ее нынешнее окружение ничего не знает. Что ж, значит, он, Саприн, был прав. Она действительно опасна, она поняла слишком много, и ее нужно во что бы то ни стало найти и убрать.
Он опустился на колени, нагнул голову и заглянул под диван. Так и есть, листочек какой-то белеет. Николай лег на пол, вытянул руку и достал его. Почерк Тамары он узнал сразу, видел, как она заполняла таможенные декларации, и запомнил ее манеру писать цифры. Что же это за телефончик здесь записан? Ай-яй-яй, Тамарочка, бросила листочек на столе, а его сквозняком сдуло под диван. Все-таки хозяин квартиры – нормальный мужик, под диваном пол протирает не каждый день. Николай не стал рисковать, переписал номер в свой блокнот, а листок забросил обратно. Мало ли как бывает, может, хозяин видел, что листочек под диван улетел, да нагибаться поленился, но помнит, что он там должен валяться. Незачем ему знать, что в квартире побывали посторонние.
Довольный находкой, Николай Саприн тихонько вышел из квартиры, спустился по лестнице и отправился домой.
Ему не понадобилось много времени, чтобы выяснить, кому принадлежит телефон, записанный на листке. Уже к вечеру Саприн знал, что Тамара Коченова заключила контракт с фирмой «Интернефть» и уехала в Среднюю Азию. Ну все, осталось совсем немного, дело сдвинулось.
Поздно вечером позвонила сестра.
– Как дела у тебя, Колюша? – ласково спросила она, но Николай понимал, что спрашивает она в основном не про его дела, а про свои.
– Хорошо, – бодро ответил он. – Завтра улетаю в командировку, вернусь примерно через недельку и сразу отправлю тебе деньги. Не волнуйся, Иришка, все будет в порядке.
– Дай-то бог! – вздохнула она. – Ребеночек уже вовсю вертится, ножками стучит, а я все уговариваю его, чтобы подождал. Дядя Коля, говорю, еще денег не прислал, так что не торопись.
Николай рассмеялся. От разговоров о будущем племяннике у него на душе становилось теплее. Если бы можно было так устроить, чтобы жить рядом с семьей сестры, нянчить малыша, по вечерам вести с Леонидом неспешные мужские беседы, пока женщины хлопочут на кухне или щебечут о своих делах. Женщины? Ну конечно, а как же иначе. Ирочка и его, Николая, жена. Нет, не та, на которой он был когда-то женат, а другая. Катя. Катюша. Вырвать ее из лап Шоринова, сделать своей женой. Пусть она родит ему двоих детей. Нет, лучше троих. Нет, надо подождать, пусть отдохнет немного, она же рассказывала, что всю жизнь только и делала, что нянчилась с младшими братьями и сестрами…