За все надо платить

Маринина Александра

– Прошу прощения, коллеги, двадцать минут просидел в метро, – сообщил Черненилов, ни на кого не глядя и пробираясь к своему месту. – Начнем работу. У нас сегодня в повестке дня четыре вопроса. Начнем с самого короткого. Мы должны рекомендовать научного руководителя нашей новой аспирантке…

При этих словах Оборин оторвался от текста и огляделся. Оказывается, на кафедре появилась новая аспирантка! Да, точно, вот она сидит, хорошенькая, как картинка.

Девушка почувствовала взгляд и повернулась в его сторону. Оборин понял, что она его «засекла» и сейчас быстренько прикидывает, имеет ли смысл. Ну что ж, значит, не росомаха, проблему ловит на лету, и готовый набор решений у нее наверняка есть. Юра подмигнул девушке и снова уткнулся в работу о правовом регулировании

ответственности за ложное банкротство.

Научным руководителем красавице определили, конечно же, самого Черненилова, который еще в бытность старшим преподавателем имел прозвище «Ни одной юбки мимо». Вторым вопросом было обсуждение промежуточного отчета по теме, руководителем которой была доцент Прохоренко. Галина Ивановна начала пространно докладывать, что сделано, сколько написано статей, сколько выступлений на научных собраниях, какие есть внедрения по теме. Под ее убойный баритон все начали переговариваться и обмениваться новостями, потому что за такой шумовой завесой, каковой являлась речь Галины Ивановны, можно было бы даже петь песни без риска нарваться на замечание со стороны завкафедрой.

Когда дело дошло до четвертого вопроса, Оборин успел просмотреть все работы по диагонали и мог уже составить о них достаточно отчетливое представление.

– Мы с вами, уважаемые коллеги, должны подвести итоги кафедрального тура конкурса научных работ студентов и решить, какие из них достойны выдвижения на общефакультетский конкурс, – объявил Черненилов. – Галина Ивановна, кто у нас рецензенты по работам?

Прохоренко перечислила шесть фамилий, и на лице завкафедрой мелькнула явная тень неудовольствия. Предстояло выслушать шесть человек, а он, судя по всему, уже куда-то торопился.

– Ну, начнем по старшинству. – Черненилов кивнул в сторону профессора Дышева. – Пожалуйста, Борис Федорович.

Оборин сообразил, что коль выступать будут по старшинству, то у него еще есть время. Он даже не заметил, когда успел так разозлиться, и теперь собирался выступать резко и жестко, а для этого нужны не общие фразы, а факты и цитаты. Что ж, этим он и займется в оставшееся время. Через пятнадцать минут Юрий услышал свою фамилию.

– Мы вас слушаем, Юрий Анатольевич. Что вы можете сказать про работы, которые поступили вам на рецензирование?

Он поднялся и сделал глубокий вдох.

– Я могу сказать, что моему взору предстала грустная картина. Ни одна из этих работ не может быть представлена на общефакультетский тур конкурса. Более того, я вообще не понимаю, как эти работы попали даже на кафедральный тур. Это не просто не научные работы, они не тянут даже на обыкновенную курсовую работу. Это рефераты, причем выполненные небрежно и недобросовестно.

– Что вы имеете в виду? – нахмурился завкафедрой.

– Я имею в виду, что реферирование подразумевает анализ литературы по проблеме, то есть систематизированное изложение чужих опубликованных мыслей с указанием на первоисточник и в обязательном порядке с собственной оценкой изложенного. Если у студента не хватает подготовки на то, чтобы выразить согласие или несогласие с той или иной точкой зрения, то он должен хотя бы вставить фразу: «Как видно из изложенного, мнения авторов по проблеме существенно расходятся в том-то и том-то». Здесь нет и этого. Здесь есть переписанные монографии и учебники без ссылок и подстрочников. Иными словами, работы, представленные на кафедральный тур, являются не более чем конспектами, которые хорошие студенты пишут для подготовки к семинарам и экзаменам. Никакой самостоятельной творческой работы здесь и близко не лежало. И все это тем более прискорбно, что у каждой такой работы есть научный руководитель, член нашей кафедры.

– Почему прискорбно-то? – раздался голос старика Мирошкина, которого терпели на кафедре только из уважения к сединам. В свои шестьдесят три года он так и дорабатывал простым преподавателем, не имея ученой степени, книги и статьи никогда не писал, а в последние десять лет и не читал, прочно застряв в своих воззрениях на принципе партийности в уголовном праве.

– Почему прискорбно? –

повторил Оборин. – Я поясню. Вот две конкурсные работы, они выполнены студентками одной группы. Иными словами, двумя подружками. Написаны они под руководством одного и того же научного руководителя, профессора Лейкина. И название у этих работ одинаковое: «Смертная казнь как исключительная мера наказания». Открываем мы с вами эти две работы и видим, что обе они полностью списаны с одной и той же книги, которая называется «Когда убивает государство» и которую мы с вами все не только читали и использовали в работе, но и рецензировали, когда она готовилась к изданию. Различаются работы только степенью детализации при переписывании, да еще тем, что одна девушка добросовестно делает сноски почти на каждой странице своей работы, а другая такой мелочью пренебрегает. Вероятно, имеется в виду, что рецензенты и конкурсная комиссия, читая работу без сносок, должны считать, что это она сама такая умная, поднимала архивные материалы и читала зарубежные первоисточники. Я не понимаю, как научный руководитель мог этого не заметить. Складывается впечатление, что он этих работ вообще не видел, даже в первом приближении. А ему, между прочим, за это часы в нагрузку идут.

– Ну, будем считать, что это досадная случайность, – примирительно произнес Черненилов. – Работы, безусловно, с конкурса снять…

– Я бы не назвал это случайностью, – зло сказал Оборин. – Возьмем другую работу, выполненную под руководством другого члена нашей кафедры. Из нее мы узнаем потрясающую новость. Оказывается, хронический алкоголизм – это правонарушение, имеющее объективную и субъективную сторону.

В комнате повисла тишина, которую внезапно разорвал звонкий хохот, такой искренний и веселый, который можно услышать, только рассказав по-настоящему хороший анекдот. Смеялась та самая новая красавица-аспирантка. Ей, пока еще далекой от внутрикафедральных интриг и хитросплетений, приведенная Обориным цитата предстала в чистом виде как явная нелепость и чушь. Причем такая, которую мало-мальски образованный юрист просто не может не заметить. Это такая же глупость, как заявление о том, например, что у квадрата есть радиус или что телефон отключается, когда в квартире перегорают пробки.

– Может быть, Галина Ивановна специально подобрала для меня самые выдающиеся работы? – с металлом в голосе спросил Оборин. – Если так, то ладно. Если же работы, которые попали ко мне на рецензирование, выбраны из общей массы случайно, то у меня есть все основания подозревать, что и другие работы, по которым только что выступали уважаемые рецензенты, ничем не лучше. Однако из предыдущих выступлений мы ничего, кроме похвал, не услышали. Вывод из этого можно сделать только один: научные руководители работ не читают, и рецензенты этого тоже не делают. У меня все.

– Спасибо, Юрий Анатольевич, – спокойно сказал Черненилов. – Садитесь, пожалуйста. Что ж, уважаемые коллеги, вопрос снимается с обсуждения как неподготовленный. Галина Ивановна, когда последний срок представления работ на общефакультетский тур?

– Завтра, – пробормотала Прохоренко. – Вообще-то сегодня, но мне под честное слово разрешили представить работы вместе с рецензиями завтра утром.

– Так почему мы обсуждаем итоги кафедрального тура только сегодня, а не неделю назад? В прошлую среду было заседание кафедры, о конкурсе было известно еще два месяца назад, так почему вы, Галина Ивановна, затянули до последнего срока? Когда вы раздали работы рецензентам?

– Две недели назад, – быстро ответила Прохоренко, и по ее лицу было видно, что она врет.

– И нашим рецензентам понадобилось две недели, чтобы не прочитать работы? Стыдно, коллеги. Мы не можем не участвовать в конкурсе, мы – одна из ведущих кафедр. Кто из рецензентов прочел хотя бы одну работу от корки до корки и может гарантировать мне, что она вполне приличная? Есть такие?

Ответом ему была тишина.

– Я повторяю свой вопрос: есть ли хоть одна работа, которую мы можем с чистой совестью послать на конкурс? Юрий Анатольевич, вы, кажется, прочли все работы. Вам такая попалась?