За зеркалами
Шрифт:
– Теперь моя очередь задавать вопросы, мисс Арнольд.
Хриплым шёпотом, прижимаясь так, что я чувствую спиной его грудь и дыхание, опаляющее мой затылок. Чувствуя, как отступает этот холод, стиснуть руки в кулаки, чтобы не опереться на него, жадно растворяясь в жаре его тела.
– И я не настолько благороден, чтобы задавать вопросы о детях. - его руки мягко сдавили мои плечи в успокаивающем и одновременно возбуждающем жесте, - Меня интересуете вы. И только вы, Ева.
По-прежнему смотрит через стекло, обдавая тихим, рокочущим шёпотом, от которого покрывается мурашками тело. Медленно водит носом в миллиметре от моей щеки, глубоко вдыхая запах моей кожи, и я сильнее впиваюсь ногтями в собственные
– Что именно тебя интересует?
Мысленно ругая себя и прикусывая язык, потому что не собиралась задавать этот вопрос...и всё же не удержалась.
– Расскажи мне о своей самой грязной, самой извращённой сексуальной фантазии, Ева. Расскажи в подробностях, так, чтобы я увидел её своими глазами.
О, Боже...
ГЛАВА 11.Ева. Натан
Хотела развернуться к нему, но он удержал, сжав плечи и не позволяя двинуться. А потом вдруг губами прильнул к шее, и я застыла, ощущая, как проваливаюсь куда-то вниз. Застыла, судорожно выдохнув и стиснув пальцы так, что на миг подумала - сломаю. Бесконечные мгновения оцепенения, пока влажный и такой горячий язык ласкает кожу, вызывая дрожь. И всё же прислониться вплотную к сильному телу, чтобы не упасть в ту бездну, которая под ногами разверзлась от нахлынувшей слабости. Не в силах оторвать взгляда от его рта на своей шее, выгнуться, когда ладони Дарка соскользнули вниз и накрыли бешено вздымающуюся грудь. Кончиками пальцев круговыми движениями через ткань платья...медленно, так медленно, что хочется зашипеть от досады, потребовать большего... и прямо сейчас...чертовщина какая-то. И тут же, словно услышав мои мысли, Натан сильно сжал грудь, и я застонала, закрыв глаза, чувствуя, как всколыхнулась в низу живота волна жара, опалила вены, наполнив их зажигательной смесью, только поднеси спичку - вспыхнет болью желания. Разрядами электричества под кожей на каждое жадное прикосновение его губ, и снова не успеть сдержать стона, когда вдруг резко, но нежно прикусил шею.
– Вкусная, - его голос врывается в сознание сквозь плотное марево возбуждения, - о чём любит думать девочка со вкусом корицы?
– он течёт по венам, разгоняя кровь, заставляя сердце биться с дикой скоростью, так, что кажется, даже Натан может почувствовать эту оголтелую дробь, - Расскажи мне, Ева, покажи себя...настоящую.
И снова как со стороны видеть длинные пальцы, обхватывающие мой подбородок, поворачивающие лицо к себе, чтобы впиться, вонзиться губами, ломая чувство реальности надвое. Деформируя его под жёстким натиском языка, властно сплетающегося с моим, пока мужская ладонь лихорадочно оттягивает корсаж платья, чтобы накрыть полушарие груди, чтобы потянуть за твёрдый изнывающий сосок, терзать его наглыми пальцами. Его дыхание...его дыхание сбивается, как и моё. Обжигает мои искусанные губы, опутывает язык терпким вкусом горячего шоколада вперемешку с его собственным. Дааа...теперь я знаю, что так бывает. У него есть свой, особенный вкус. И мне мало...мне так мало только этого поцелуя.
Всего мгновение передышки. Для меня. Я знаю, что для меня. Я вижу это по его увеличившимся от похоти зрачкам, по тёмному, нееееет, абсолютно непроницаемому взгляду, в котором полыхает ещё более густым чёрным цветом жажда. Но Натан отстраняется всего на секунду, чтобы позволить мне сделать глоток кислорода. И в этот момент я ненавижу его...потому что начинаю видеть ту, другую реальность. И это почти причиняет боль.
***
Сожрать. Я хотел её сожрать. Я был голоден. И на всём свете не было ни одного мудака, который знал бы, что такое голод так точно, как знал это
И сейчас я вгрызался в самое охренительное лакомство в своей жизни и чувствовал, как оглушительным воем зашёлся голод в крови. Да, именно в тот момент, когда губами до кожи её дотронулся, тогда и понял, насколько голодный был, понял, что точно сдохну, если дозу свою сегодня же не получу.
И нет, я не солгал. Она, действительно, дьявольски вкусная. Настолько, что сводит скулы от желания съесть всю, ни кусочка никому оставить. Мог бы - под кожу бы к себе загнал. Потому и вжимал тонкое тело в себя до одури. Всё казалось, что слишком далеко. Моя одежда, её платье...грёбаное расстояние!
Стояк каменный в её поясницу упирается, а у меня от трения этого круги цветные перед глазами. Черты лица сквозь туман похоти еле различаю. Только синие, почти неоновые маяки глаз удерживают, позволяют в этом шторме устоять. Вашу мать! В голове пульсирует одна-единственная мысль - к окну её оттолкнуть и, задрав это проклятое платье, ворваться на всю длину в горячее тело. Впиваясь пальцами в мягкую плоть. Под стоны её как сейчас...только громче. И чаще. Чтобы голос сорвала, охрипла. Чёёёёрт...наваждение возвращается. Каждый раз рядом с ней, бесы её подери!
Отвлечь её хотел...чтобы вопросов ненужных больше не задавала. Ведь близко подошла. Так близко. Знал же, чувствовал, что ответит. Отзывчивая такая. Ещё там, в изоляторе это понял. Когда своего пса безразличным холодным взглядом смеряла, а от меня глаза прятать начала. Боялась. Только я тогда всё же не до конца уверен был, кого боялась - меня или себя. Позже понял. Прочёл на её лице, несмотря на то, что скрывать пыталась за маской отчуждения.
А сейчас...сейчас плевать было. На всё плевать. Потому что слишком сладкой оказалась. Даже запах у неё дурманящий. Такой, что крышу сносит и можно свихнуться от нескольких глубоких вздохов. Да я и сбрендил. Сбрендил окончательно, если так близко к себе едва не подпустил, как никого и никогда.
Именно потому и облажался. Отстранился, чтобы отдышаться позволить, а сам любовался, как псих, опухшими от поцелуя губами и кончиками пальцев дотронулся до следа укуса на её коже, чувствуя, как изнутри поднимается что-то странное, непривычное. Никогда такого не чувствовал раньше. Не к женщине точно. Всегда на девок всё равно было. Кому до меня принадлежали, и кому будут принадлежать после меня. Имело значение только то время, что они были подо мной. Да и не задерживались они подолгу рядом. Сам не позволял. Надоедали все и каждая. А теперь смотрел на небольшое покраснение с правой стороны шеи и ощущал триумф от того, что на ней моя отметина будет. Пока такая. Как клеймо о принадлежности. И я поставлю сотни таких на всём её теле. Чтобы каждый раз глядя на них, обо мне думала. Вспоминала, что я с ней делал и как.
В этот момент Ева резко повернулась к окну. Проследить за её движением и чертыхнуться, заметив в стекле, как меняется её взгляд, как испаряется плотная вуаль возбуждения, лежавшая на нём.
И затем крепко сжать челюсти, когда отражение женщины, нахмурившись, пытается отстраниться, выставляя вперёд локти.
– Я всё ещё жду твоего ответа.
– В таком случае не нужно было мне затыкать рот.
Огрызается. И мы оба знаем, что не на меня, а на себя.