За живой и мертвой водой
Шрифт:
Придя домой, Хауссер прежде всего передвинул стоявшую на подоконнике бронзовую статуэтку вправо. Он срочно вызывал к себе Вихря.
Однако первым явился не Вихрь, а Марко.
— Где Ева? — торопливо спросил его советник.
— Она осталась у Вепря. Понимаете…
Хауссер не стал слушать объяснения Марка.
— Немедленно отправляйся назад. Найди Еву и… — советник чиркнул коротким пальцем по своему горлу. — Получишь дополнительное вознаграждение.
Марку уже приходилось выполнять такого рода поручения шефа, но на этот раз он не поверил
— Ту пани? — спросил он в изумлении.
— Ту самую. Она должна погибнуть сразу же, как только ты увидишь ее.
Марко понял, что он не ослышался, и стал соображать вслух:
— Пожалуй, лучше всего пуля… Случайный выстрел. Так иногда бывает… Как вы думаете?
— Меня не интересует, как это произойдет. Не мне учить… Годится все — пуля, нож, топор. Я требую одного: она должна умереть сразу, не успев произнести ни одного слова.
— То самая легкая смерть, когда сразу, — согласился Марко. — Человек не мучается.
— Учти — она из тех, кто воскресает…
— Об этом не может быть и разговора, — показал в улыбке желтые прокуренные зубы Марко. — У меня еще ни один не воскрес.
— Если будет необходимость, скажешь Вепрю, чей приказ выполнил. Возвращаться будешь через полустанок Дол?
— Так. Как всегда.
— Возможно, там будет ждать тебя Вихрь. Поможешь ему в одном деле. Он скажет… Можешь идти.
Вихрь пришел только утром. Это был невысокий, жилистый человек с припухшим неподвижным лицом и быстро бегающими глазками.
— Если ты не будешь являться вовремя… — начал Хауссер, закрывая дверь.
— Пан советник, то первый раз, — торопливо прошептал Вихрь.
— Второе опоздание будет последним. Ты и так держишься на волоске.
Хауссер с недовольным видом прошелся по комнате. Вихрь, виновато мигая ресницами, следил за каждым движением шефа.
— Я два раза спасал тебя, Вихрь, а сейчас… Не знаю, удастся ли мне. Откуда Марку стало известно, что ты брал золото у евреев?
— Падлюка… — злобно процедил сквозь зубы Вихрь, и глаза его застыли, яростно уставившись в одну точку.
— Марко знает еще кое–что… Наверное, ты болтал ему пьяный?
— Пан советник, то подлый человек, — бурно дыша, сказал Вихрь. — Ему и вот столечко нельзя доверять. Подлый, завистливый человек.
— Ты сам рекомендовал его мне… Что теперь делать? Он подал на тебя донос в гестапо и, возможно, уже наговорил на тебя что–либо Вепрю. В гестапо я постараюсь замять это дело, а Вепрь… Не знаю… Вепрь может испугаться. Он не любит, когда его люди болтают. И я его понимаю.
На лбу у Вихря вздулась вена, он теребил пальцами кепку, дышал порывисто.
— Да, твой друг Марко может нагадить нам всем, — с отвращением сказал советник.
— Я его убью, собаку!
— Не кричи.
— Слово чести!
Хауссер сел верхом на стул, задумался, сердито шевеля толстыми губами.
— Хорошо, Вихрь, — сказал он решительно. — Я тебя ценю и постараюсь выручить еще раз. Ты прав, с Марком придется попрощаться. Опасный человек… Сегодня же поедешь поездом на Братын. Сойдешь на разъезде Дол. Жди там Марка. Скажешь, что есть дело, и поведешь его в лес… Только так — никаких следов.
— Я уж сделаю, — обрадовался Вихрь. — Не беспокойтесь, пан советник. Мне не первый раз, сделаю чисто.
Вихрь ушел. Хауссер закрыл дверь на ключ и, вынув кляссер, пинцет, сел за стол. Ну вот, кажется, сделано все, что можно было сделать. Ищите Еву, ищите того, кто ее уничтожил… Вихрь будет хранить тайну.
Советник раскрыл кляссер. Марки, милое сердцу занятие. Возня с марками всегда успокаивала его.
Довбня проклинал свою судьбу. Начиная с того злосчастного дня, как Вепрь задумал расстрелять советов, одна беда за другой непрерывно валилась на голову нового командира сотни. Не успели похоронить своих, как стало известно, что кто–то напал ночью на районное эсбе и перебил всю команду Месяца. Советские партизаны действовали, надо думать. Пани приказала вооружить вояк. И это было, по мнению Довбни, абсолютно правильным, потому что могли напасть и на сотню. Потом прибежали люди с Горяничей: «Помогите, приехали немцы и полицаи, забирают хлеб, скот, ловят хлопцев и девчат». Пани пошла к Вепрю. Как уже она там разговаривала с ним — неизвестно, а дала такой приказ: устроить засаду, немцев перебить, хлеб и скот вернуть крестьянам, пусть каждый берет свое. Тоже правильно.
С засадой вышло не совсем хорошо, потому что какой–то дурак не выдержал, выстрелил без команды, и немцы всполошились раньше, чем следовало. Пошла такая стрельба, как на фронте Все же обоз отбили, немцев перестреляли, несколько полицаев взяли в плен. Те, кого гнали на работу в Германию, разбежались кто куда. А в сотне трое убитых да человек двенадцать раненых. Вот и радуйся! Чтобы не было обидно, хлопцы завернули к себе пять подвод с пшеницей и десять голов скота. Вроде как трофеи. Ну, как же! Ведь хлопцы кровь проливали.
Вернулись в хутор, а тут скандал. Черт принес Софийку… Надо же! Ганка узнала, кто такая Софийка, вцепилась ей в волосы. Потасовка, крики на весь хутор. Набил им обеим морды, разогнал… Мало он им подарков давал? Так нет, срамить его перед сотней начали. Только разогнал дурных баб, как является сотенный из штаба куреня. Набросился: «Что у вас тут происходит? Почему не сообщали? Кто приказал обоз отбивать? Какая еще пани тут появилась? Как ее псевдо? Где она? Привести! У вас тут уже юбки начали командовать?»
Хватились пани, а ее нет, подалась куда–то с охранником. Второго охранника, Карася, она еще раньше куда–то отослала с девчонкой. Штабник из себя выходит — немедленно привести ему пани — и кончено. Довбне это надоело — сколько может терпеть человек? — и он начал огрызаться. В самом деле, чего к нему прицепились? Пани не к нему приехала, а к Вепрю. Ведь не только он, а и Могила, и охранник Сокол слышали, что сказал окружной: «Любое приказание… Беспрекословно!» У Вепря и спрашивайте, что это за пани.