За живой и мертвой водой
Шрифт:
Сидоренко, сидевший с опущенной головой и не обращавший до этого внимания на Тараса, вдруг мрачно и настороженно зыркнул на него.
— Честное слово! — точно ободренный этим взглядом, горячо продолжал хлопец. — Если одеть в мундиры, да всем оружие — хоть сейчас на парад.
Довбня, заметив, что ответ нового вояки понравился сотенному, подобострастно засмеялся.
— Подожди, друже Карась, будет у нас оружие, — сказал Богдан. — Вот как дадим тебе завтра ручной пулемет, потаскаешь… Хочешь быть пулеметчиком?
— А сколько в нем весу, в пулемете? — вроде принимая шутку всерьез, поинтересовался
Богдан и Довбня засмеялись, даже Сидоренко осклабился.
Ужинали без самогона. Богдан, став серьезным и озабоченным, разговаривал со старшиной. Он требовал, чтобы Сидоренко начал занятия по огневой и тактической подготовке.
— Хватит строевой… Ты мне стрельбу и тактику давай.
— Пожалуйста, — соглашался равнодушный ко всему Сидоренко. — Я давно говорил… патроны. На каждого бойца… Дистанция сто метров — три выстрела, двести метров — три выстрела, четыреста метров — по движущейся мишени в полный рост — четыре выстрела. Тысяча штук патронов. Ну, и для пулеметчиков еще сотню. Это худо–бедно. Теперь еще одно — оружие не пристреляно. Надо проверить, пристрелять. Еще два–три выстрела.
Видимо, это был старый, испытанный козырь старшины: кто ему даст столько боеприпасов для учебных стрельб!
Довбня хмыкал, качал головой — полторы тысячи штук патронов. Шутка сказать!
— По одному выстрелу на каждую мишень, — сердито буркнул Богдан.
— Пожалуйста, — согласился старшина. — Четыреста штук патронов.
— На четыреста метров стрелять не надо, — высказал свое мнение Довбня. — Хватит на сто и двести.
— Пожалуйста. Триста штук патронов. Пулеметчикам тоже стрелять не надо? Двести пятьдесят патронов. Хоть завтра.
— Вот завтра и начинай, получишь двести штук, — сказал сотенный.
— Двести так двести. Только учтите, с одного раза легко ногой в сапог попасть. А из непристрелянного оружия… Я лишнего не требую. В любом уставе написано.
Вспомнив об этом разговоре сотенного и старшины, Тарас усмехнулся. Он представил себе, как «военспец» будет проводить занятия по огневой подготовке. Вояки изведут не одну сотню патронов и без толку. Пойдут пули за молоком… А что возьмешь со старшины — оружие не пристреляно. Да и пристрелять можно всяко… Пожалуй, стоит завести тихое знакомство с Сидоренко. Вдвоем легче что–нибудь придумать.
Тарас покосился на соседа. Корень храпел, распустив губы. Здоровый дядька, хоть и невелик ростом, тело как налитое. Получил пять палок за то, что слушал «политинформацию» старшины, и не обижается: без этого нельзя, дисциплина. Рассуждает все–таки: «Немцев, если не трогать, так и они не тронут. С советскими партизанами тоже лучше не связываться. Советы сильно вооружены — им оружие по воздуху доставляют, — бьются, холера, здорово и до последнего. Так зачем их трогать? Ну их к бесу! У них свое дело, они на немецкие поезда охотятся. Так пусть сами немцы с ними рассчитываются. Нас это не касается. А там какая команда будет. Начальству виднее… Наше дело исполнять». Вот и вся мудрость бандеровского вояки.
Тарас закрыл глаза. Было очень тихо, и он слышал, как внизу плещется река. Хлопец задремал под этот убаюкивающий плеск, но тут же проснулся. Тело его внезапно напряглось и дыхание приостановилось. Ему показалось, что сквозь сон он услышал звуки далеких–далеких выстрелов. Впрочем, могло и присниться. Тарас полежал, прислушиваясь, и успокоился. День, судя по всему, должен окончиться обычно: еще часа четыре погоняет «военспец», ужин — и на боковую.
Однако все обернулось по–иному.
Когда отдохнувшие вояки собрались на плацу, готовясь к построению, Тарас увидел две подводы, выезжавшие из леса. Маленький этот обоз сопровождала вооруженная охрана, впереди шагал Богдан и какой–то высокий тонкий человек в светлом дождевике. Тарас вспомнил, что он не видел сотенного со вчерашнего вечера. Значит, отлучался куда–то.
Лошади шли тяжело, хотя на возах сидели только ездовые. Когда подводы начали приближаться, Богдан приотстал от спутника, сунул руку в сено на возу и вытащил ручной пулемет. Он потряс им над головой, закричал, ликуя:
— Видели, какой я гостинец везу!
На первой подводе в сене лежали завернутые в рядно винтовки. Новенькие, еще лоснящиеся заводской смазкой, с массивными прикладами. Немецкие! Два ручных пулемета. Тоже немецкие, тоже новенькие, еще не побывавшие в употреблении. На второй подводе привезли патроны.
Тарас недоумевал: откуда все это? Ведь не с неба свалилось. Богдан выглядел именинником. Тарас взглянул на Сидоренко. Старшина осматривал ручной пулемет. Радости на лице «военспеца» не было заметно…
Оружие и боеприпасы отвезли на склад. Раздавать винтовки решили вечером, а сотня по приказу Богдана расположилась на травке. Беседа. Ее будет проводить референт пропаганды.
— Шапки снять! Не курить! Тишина. Внимание. Прошу, друже Могила.
Прибывший с Богданом тощий человек в светлом дождевике снял кепку, пригладил увядшие, тронутые сединой волосы, нервным движением поправил очки на носу и достал из кармана блокнот.
У референта пропаганды было длинное унылое лицо с недоразвитым рыхлым подбородком. Подбородок этот вел себя странно, он то и дело менял форму, то покрываясь мелкими ямками, слегка западал, то съезжал набок, точно нижняя челюсть была плохо укреплена или вообще отсутствовала. Впрочем, иной раз казалось, что референт пытается проглотить что–то находящееся во рту и ему это не удается.
Часто хлопая ресницами, Могила оглядел вояк, облизал губы.
— Дорогие друзья! — воскликнул он с наигранной задушевностью. — Я хочу, чтобы наша встреча, беседа надолго остались в вашей памяти, и поэтому беседа не будет носить чисто академический характер, а будет живой, увлекательной, доходчивой до каждого.
«Давай, — подумал Тарас, — увидим, на что ты горазд».
Могила заглянул в блокнот. Тут опять что–то случилось с его подбородком, но он быстро овладел им, поставил на место. Тарас понял, что это у Могилы на нервной почве.
— Тема беседы очень, очень важная и волнующая: кто наш главный враг? — оторвался от блокнота референт и повторил, почти по слогам произнося каждое слово: — Кто наш главный враг? Это кардинальный вопрос, и он не такой уж простой, как может показаться на первый взгляд. Я подробно остановлюсь на нем, но сперва мне хотелось бы узнать — тем более, что это будет живая, непринужденная беседа, — мне хотелось бы узнать, что думает каждый из вас по этому поводу.