За живой и мертвой водой
Шрифт:
— Это дано только народу высшей расы и ее вождю, — отрезала Оксана. — Народы низшей расы не должны даже мечтать об этом.
Слова Оксаны прозвучали как пощечина. Они затронули самое больное место в душе журналистки. Мария обозлилась, ей захотелось не остаться в долгу.
— История покажет, кому дано, кому не дано, — сказала она с вызовом.
— Несомненно, история покажет, — подхватила Оксана. — История уже не раз говорила свое слово. — И, чтоб все стало ясным, кивнула головой на стену. — Кстати, чьи это портреты висят у вас?
— Имена этих людей ничего вам не скажут…
— А истории, народу? — тихо, словно
— Вы спрашиваете так, будто знаете, кто это, — журналистка впилась глазами в Оксану.
Продолжать разговор в таком духе было бы неосторожно. Нельзя преступать запретную черту. К тому же отношения с Марией должны носить дружественный характер.
— Простите, если мой вопрос был бестактным. — Оксана вздохнула. — Я не настаиваю. Может быть, это ваши родственники… И вообще, Мария, я чувствую себя очень неловко. Совершенно того не желая, я, кажется, испортила вам вечер и настроение.
— Откуда вы взяли? — притворно удивилась Мария. — Не выдумывайте, пожалуйста. Мне интересно с вами беседовать, и я охотно…
— Не надо, Мария, я ведь поняла…
— Что вы поняли?
— То, что это не брат вам и я нарушила ваше свидание. Только, ради бога, не думайте, что я вижу в этом что–то плохое, безнравственное. Я не какая–нибудь узколобая мещанка и придерживаюсь широких взглядов. Вы уж извините меня, что так случилось.
Мария недоумевала: «Странная, загадочная немкеня. Не разберешь, умна или наивна. Говорит туманно, недомолвками, понимай как хочешь. Только что старалась унизить меня, намекнув на мою принадлежность к низшей славянской расе, а теперь вот расчувствовалась, просит извинения за то, что помешала поговорить с Петром. Догадалась…»
— Как вас зовут? — спросила Мария.
— Ева.
— Это все пустяки, Ева. Вы тоже меня извините, в разговоре с братом… с Петром я допустила нелестные выражения в ваш адрес. И вы угадали — Петр мой жених.
— Может быть, вы устроите меня на эту ночь в другом месте?
— Что вы, что вы!
— Но почему же? Если есть возможность… Мы, женщины, должны помогать друг другу, особенно в таких случаях. Я скажу советнику, что ночевала у вас.
«Нет, она добрая, сердечная девушка. И совсем не такая гордячка, как мне показалось», — подумала Мария
— Ну что ж, дорогая Ева, я буду благодарна вам. Вы переночуете у моих подруг. Они тоже живут в этом доме Утром, как только проснетесь, пожалуйста, приходите ко мне.
Подруги Марии жили на втором этаже. Они предоставили Оксане кровать с периной, и она, не заводя разговоров с хозяйками, быстро уснула. Кажется, уже утром, перед самым пробуждением, ей приснился Гитлер с булавой в руке, превратившийся затем в злого старика в плаще поверх рыцарских доспехов. Но тут же оказалось, что это не фюрер, и не гетман, а Мария. Грозя булавой, она сказала: «Наша власть будет страшной!» На этот раз Оксана не стала таиться, ответила гневно: «Не надейтесь! Народ не глина, он не допустит предателей к власти. Вы сгинете вместе с Гитлером!»
Утром Оксане пришлось быть свидетельницей загадочного происшествия, которому она в тот день не придала особого значения.
Когда она вышла к лестнице, чтобы спуститься на первый этаж, то увидела внизу высокого офицера, листавшего записную книжку в голубоватой обложке. Как только офицер заметил девушку, он сунул книжечку в карман. Оксана полагала, что он спросит о каком–нибудь жильце этого дома, но офицер только внимательно окинул ее взглядом и неторопливо вышел на улицу. У него было продолговатое, белобрысое лицо со слегка запавшими щеками. На мундире — ленточка железного креста, погоны гауптмана.
Как только Оксана свернула с лестничной площадки в длинный коридор первого этажа, она увидела выбежавшую из комнаты Марию. Журналистка беспокойно забегала по коридору, разыскивая что–то на полу.
— Доброе утро, Ева, вы не видели, здесь никто не проходил?
— Нет. Что–то случилось?
— Понимаете, я выходила в коридор почистить пиджак брата и, кажется, обронила одну вещь…
Оказалось, пропала записная книжка Петра. «Брат» Марии стоял посреди комнаты, выбритый, пахнущий одеколоном, совал руки в карманы и повторял, досадливо хмурясь:
— Такая маленькая, в голубой обложке…
Начали искать в комнате, перерыли все, но так и не нашли. Из тех фраз, какими перебросились Петр и Мария, Оксана узнала, что в книжечке, кроме адресов и инициалов ее хозяина, ничего не было записано Все же Петр, нежно попрощавшись со своей невестой, ушел опечаленный, да и Мария, принявшаяся угощать Оксану кофе, казалась расстроенной.
«Записная книжка в голубой обложке… — думала Оксана, отхлебывая кофе из чашки. — Не ее ли видела я в руках гауптмана? Но зачем понадобилась немецкому офицеру чужая записная книжка? Просто совпадение. Мне, во всяком случае, ввязываться в эту историю незачем». Оксана не подозревала даже, что вскоре история с потерянной записной книжкой в голубой обложке снова напомнит о себе.
16. Кто подорвал эшелон
Первым увидел вооруженных людей на склоне холма по ту сторону железной дороги Василь Гнатышин. По уговору, он должен был ожидать хлопцев в лесу на подводе с хворостом, но ему хотелось своими глазами увидеть, как все произойдет, и он подъехал к самой опушке. Нацепив на головы лошадей торбы с овсом, Василь взлез на воз и, прислонившись к стволу березы, стал наблюдать. Уже хорошо рассвело. Из–за кустов Василю видны были дымящийся утренним туманом луг, разбросанные на нем темно–зеленые купы верболоза, серое полотно дороги, огибавшее высокие, с рыжеватыми осыпями холмы. Вот на одном–то из этих холмов, не ближнем, а дальнем, Гнатышин увидел перебегавших людей с ружьями. Сомнений быть не могло — они спешили к железной дороге. Немцы или полицаи…
Гнатышина словно ветром сдуло с воза. У него не было времени раздумывать над тем, каким образом гитлеровцы узнали об их замысле и то, что подорвать эшелон собираются именно на этом участке. Он хотел поскорее предупредить друзей об опасности — Ваня и Михась лежали, притаившись в кустах, почти у самого полотна и, конечно, не видели приближающийся с другой стороны к дороге отряд. Нужно было выскочить на луг, развернуться, посадить хлопцев на подводу и ускакать в лес. Можно еще успеть… Василь сорвал торбы и начал взнуздывать лошадей. Тут он услышал пыхтение паровоза и ритмичный стук колес приближающегося поезда. Что делать? А если он ошибся и помешает хлопцам выполнить то, к чему они так долго, будто к самому радостному празднику, готовились? Да и пока поезд не пройдет, из леса выезжать нельзя — увидят, обстреляют.