Забавник
Шрифт:
— Тебе цеховой мастер дал эти листки? — спросила Айра. — Не отвечай. Судя по тому свитку на столе, ты должен переписать их два раза или больше. Желательно без ошибок. Ну можно немного и ошибиться, даже дописать что-то от себя. Признайся, хотелось что-нибудь подправить?
— Ну… — замялся вельт.
— Бросьте это дело, — улыбнулась колдунья. — Лучше откройте уши и слушайте. Откройте глаза и смотрите. Учитесь и запоминайте. Мне не очень нравится столица Заповедных земель, но жить нам придется здесь.
— Нет, я не понял, — потряс листками Орлик. — А как же это?
— Там есть умные слова, — Айра взяла листки из его рук. — Вот хорошо: «Помни о смерти, потому что смерть — как завершение счета: сколько насчитал, столько и будет». Или вот еще: «Из всех судивших никто не избежал суда, и среди несудивших нет неподсудных». А вот это подходит для того, чтобы разобраться с Камретом: «Не превращай охоту в забаву, потому как всякая забава может обернуться против забавника». Или это: «Не убивай иначе как во имя сохранения жизни и помни, что сотня облагодетельствованных не перетянут на чашах весов одного неправедно истерзанного».
— Да, — проворчал Рин. — Хорошее чтение на ночь. Так ты с чем не согласна, Айра? Все одно — польза.
— А! — махнула рукой Айра. — Лучше бы вышли во двор гостиницы да помахали мечами. Попрактиковались бы в магии! Кончатся деньги, что делать будете? Жир растрясать?
— Учить будем! — упрямо взмахнул листками Орлик…
Именно о Кодексе предсмертия и спросил Рин зоркого старика, с которым встречался изредка за кубком легкого вина.
— Ты молод, — протянул старик, расправляя пальцами седые космы.
— И что? — не понял Рин. — Это меняет написанные на пергаменте слова?
— Это меняет твой взгляд, — пояснил старик. — Все меняет твой взгляд. То, как ты воспитан, кем был твой отец, чему тебя учили и чем тебя пичкали за столом. Чему учат и чем пичкают теперь. Знаешь, я встречал парней, которые всю свою жизнь спорили с родителями, но, когда они вырастали, они становились именно такими, какими хотели их видеть родители! А бывали случаи, когда примерные сынки и дочки обращались в мерзких убийц! По-разному случается, по-разному.
— О чем ты? Я спросил о том, стоит ли вступать в цех охотников! Нужно ли учить Кодекс предсмертия?
— Все равно, — усмехнулся старик.
— Не понял, — нахмурился Рин.
— Все равно. Закон внутри тебя. Так же, как и беззаконие внутри тебя. А эти пергаментные лоскутки… Это проба. Знаешь, как бывает: вот приходишь в хороший трактир, и хозяин тащит тебе корзинку, а в ней стоят полые тростинки, забитые с одного конца. И в каждой — глоток вина. Ровно один глоток. И шишка плюща — пососать, чтобы вкус перебить. И вот ты пробуешь и знаешь, что заплатишь только за то, что выберешь, а остальное — бесплатно. И если не выберешь ничего, ничего не заплатишь. Так и этот Кодекс предсмертия… Просто тростинки, заткнутые с одной стороны. Но отличие есть — заплатить придется, даже если ничего не выберешь.
— Туманно, — надул губы Рин. — Посоветуй, чем мне заняться. На охоту не скоро пойдем, старшая наша вся в хлопотах. Учит языки, бродит по городу, заводит знакомства.
— Старшая ваша — умница! — Старик поцокал языком. — И здесь была. Со мной говорила. Все пытается вызнать, как пробиться в дальние окраинные земли. Сын там у нее.
— И ты дал ей совет?
— Совет?.. Кто я такой, чтобы советовать тем, кто — пусть он или она и не неф — любому нефу даст сто очков вперед? Потому что здесь, — старик потер себя по груди, — у них горит пламя! Но сказал кое-что и тебе скажу. Слушай, парень, да не оттопыривай уши, а то весь кабак уши оттопырит. Вот ты силен в магии?
— Нет, — пожал плечами Рин. — Айра говорит, что способный, но где мне учиться? Она занята, а с приятелем Орликом мы уж давно всем, что знали, обменялись.
— Ну ведь есть что-то, что ты умеешь лучше других? — не отставал старик.
— Исцелять могу, — опустил глаза Рин. — Нелегко дается, сам себя умаляю порой, но вытаскивать из-за грани людей приходилось.
— Вот! — поднял палец неф. — А как ты это делаешь, задумывался?
— Делаю как-то… — пожал плечами Рин. — Орлик сказал, что я лечу дух и даю силу, а тело уж само поправляется. А я и не знаю.
— А ты узнай, — посоветовал старик. — Прочувствуй. Попробуй что-то изменить. Попробуй сделать так, чтобы твое целительство не умаляло тебя. Разбери все по оттенкам да по ощущениям. Сложи, разбери и опять сложи. А ты думаешь, как я учился смотреть? Так и учился. А с малолетства о другом мечтал: хотел научиться видеть, есть ли у купца под полой кошелек, да сколько в нем золотых. Думал, в том счастье и есть.
— И что же я узнаю, если разберу, сложу и опять сложу? — не понял Рин. — Что разбирай, что складывай — как был целителем, так и останусь!
— Не спеши! — погрозил ему старик. — Это уж как разбирать. Но поверь мне, парень. Можно разобрать дом и собрать дом. А можно и что-то другое. Конечно, всегда может получиться, что ты соберешь сарай, а может, и башню!
— Зачем мне башня? — не понял Рин.
— С башни далеко видно, — рассмеялся неф и постучал его пальцем по лбу. — Дальше, чем с высоты в четыре с половиной локтя…
— Башня… — пробормотал Рин в кромешной тьме и слепил простенькое заклинание — прикинул, сколько в его заточении дерева, сколько истлевших уже мертвецов, сколько бронзы, железа, крови, впитавшейся в камень. Крови было очень много, она пропитала камень на много локтей в глубь тверди и темной тучей повисла вверху, словно именно над головой Олфейна много веков располагалась бойня, на которой умерщвляли людей.
Рин смахнул с лица липкий пот, отдышался и слепил еще одно заклинание — определил, где теперь Аилле, в какой стороне плещется гавань, попытался рассмотреть стражников поблизости и вдали.
Уже отзвучавший голос Камрета предстал тонкой нитью, и Рин, обернувшись муравьем, пополз по этой нити вверх, оставаясь в то же время лежать на лавке. Протиснулся через щель под накрывшей отверстие каменной плитой, понял, что оказался в длинном и узком дворике, украшенном резными скамьями и засохшими деревьями. Стены дворика уходили высоко вверх и делали его похожим на колодец. Дно его засыпала пожухлая листва, которая перекрывала тропку, ведущую от одной рассохшейся двери к другой. Рин обернулся мотыльком и полетел вверх…