Забери меня в рай
Шрифт:
Возвышенную речь нарушила Глашка, быстро входящая в комнату:
– Я скоренько. Как просили!
Она принесла расстегаи с рыбой и полуштоф с хлебным вином. Поставив всё на стол, поклонилась и добродушно сказала:
– Ешьте, пожалуйста, на здоровьице!
– Убери! – недовольно буркнул фельдъегерь, отодвигая чарку и ухмыляясь, многозначительно сказал: – Знала бы ты, Глашка, к кому я сейчас еду?! Видишь вот энтот пакет у меня… – и он потрогал рукой кожаную сумку, висящую на груди, мимоходом бросив надменный взгляд на симбирцев. – Этот пакет Самому отдам, – и тут фельдъегерь сразу перешёл на шёпот, его лицо снова оказалось прикрыто безликой маской, и он, принизив голос, пояснил с таинственным придыханием: –
Смотрителю явно не понравилась такая вольность гостя и сначала он вздернулся, но тут же, будто спохватившись, снисходительно улыбнулся и ничего не сказал.
Фельдъегерь наскоро поел, сообщил, что, по известиям других гонцов, в Петербурге ещё вчерашним днём состоялась четверная дуэль с убийством то ли Шереметева, то ли какого-то Грибоедова, и, не попрощавшись, спешно умчался на тройке.
И как только его экипаж выехал за ворота, в доме сразу затеплилось оживление. Все начали отходить от сковавшего их оцепенения. Вздохнули с таким облегчением, словно зловещая грозовая туча, нёсшая бурю, неожиданно прошла стороной. Враз спало то неприятное напряжение, которое держало всех в жёсткой узде. Откуда-то сбоку вышла рыжевато-чёрная кошка и, запрыгнув на лавку, стала старательно и неспешно умываться.
Раздосадованные симбирцы, оставшиеся без лошадей, забрали поклажу из повозки и пошли устраиваться на ночлег в простенькую пристройку, которая располагалась тут же, с другой стороны дома. Насупившийся Шошин сразу прилёг на старенький диван и вскоре заснул, тихонько посапывая. А Лахтин размеренно походил по комнате, затем взял канделябр и зажёг две свечи.
Рыжего прусака, побежавшего по стене, он увидел сразу. Тут же кинулся искать, чем бы его прихлопнуть. Схватил лежавший возле печки сметник 3 3 и, отведя руку для замаха, стал медленно приближаться к лавке, возле которой затаился таракан.
3
3 Маленький веник для сметания золы.
Африканыч приготовился ударить хлёстко, со всей силы. Размахнулся и неожиданно зацепил висевшую на стене икону. Крестясь, начал поправлять её, и в этот момент на него сверху из темноты спрыгнуло что-то живое, похожее на маленькую юркую змейку. Лахтин дёрнулся в испуге и тут же почувствовал ползущее по шее холодное, тонкое, гладкое тело этой омерзительной твари. Она извивающимся шнурочком скользнула под рубаху, а затем стремительно побежала вниз. Затем ткнулась маленькой головкой в подвздошье и свернулась клубочком у него на груди.
Африканыч боялся пошевелиться. Он ощущал каждую её чешуйку. Каждое движение извивавшегося тела. Ужас, смешанный с омерзением, сковал его. Он вздрогнул, почувствовав как завибрировал кончик хвоста этой гадины. Ему показалось, что она сейчас бросится на него и вцепится зубами в кожу. Но бесовская тварюка вдруг затихла и замерла.
Подождав немного, Африканыч наклонился и с отчаянным криком: «А-а-а!» резким движением высмыкнул из-под пояса рубаху, тут же отскочив в сторону.
Он ждал прыжка этой уродины, но она, соскользнув на пол, затаилась возле ножки стола. По тусклым отсветам Африканыч догадался, что у неё длинное лоснящееся тело. Видно было, как в темноте у неё поблёскивали глаза и двигался раздвоенный язычок. Он вибрировал, и приближался всё ближе и ближе. Только тут до него дошло, что эта гадина медленно и скрытно подползала к нему. Её головка начала выверено отклоняться, чтобы стремительно броситься на него.
Вконец перепуганный Африканыч вспомнил о сметнике, который держал в руке. Он размахнулся и со всей силы швырнул его в темноту. Сметник от удара разлетелся на несколько частей. Отшатнувшийся Африканыч задел табурет и тот с грохотом упал на пол.
Спавший на диване Шошин в страхе приподнялся и перепуганно уставился на Лахтина. Тот, взяв подсвечник, очень осторожно стал приближаться к столу. Подойдя почти вплотную к нему, он чуть наклонился, замер, а затем решительно крикнул:
– Пошла вон, паскуда мерзкая! – и затем несколько раз грозно топнул ногой. – Прочь пошла, тварюка бесовская! – и тут же, перекрестившись, боязливо вздрогнул. На этот раз он испугался неожиданно раздавшегося чмыханья со стороны дивана. Пришедший в себя Шошин громко захихикал, страстно показывая рукой на пол.
Подслеповатый Африканыч вновь глянул под лавку и только тут будто отрешился от наваждения. Поднеся поближе подсвечник, он с удивлением увидел, что на месте напугавшей его «тварюки» лежал золотой нательный крестик на длинной, разорванной серебристой цепочке.
Шошин, глядя на растерявшегося, расхристанного Лахтина, уже не сдерживаясь, похохатывал в полный голос:
– Не укусила?! Нет? Не цапнула она вас, Никанор Африканыч? – спросил он с неприкрытой издёвкой, проявлением которой так наслаждался, что даже причмокивал от удовольствия.
– Дак, вот оно как-то почудилось мне… – стараясь скрыть смущение, подрагивающим голосом, тихо и невнятно стал оправдываться Лахтин, осторожно поднимая цепочку с крестиком. – Чертовщина почудилась какая-то, а оно, в-в-вишь, что тут оказалось… И ведь дорогая… Дорогая изделица-то будет. Вот, погляди, – и он всё ещё не в силах справиться с учащённым дыханием поднёс цепочку поближе к свету. – С камушком ведь, драгоценным. Вон как сверкает! Потерял, наверное, кто-то. Я думаю, надобно смотрителю… Смотрителю отдать надобно будет завтра. А то как же… – и, видя, как Шошин продолжает хихикать, успокаиваясь, добавил уже без всякой трепетности. – Да, ладно тебе… Ну оробел я. Оробел, чуток. Было дело! Думал, что… – и дальше они уже стали смеяться во весь голос вместе, добродушно и примирительно.
И сказал Бог: истреблю всех человеков…
Африканыч долго сидел один за столом и внимательно рассматривал крестик с камушком, держа его на ладони. Эта вещица не давала ему покоя. Он старался представить её состоятельного хозяина. Потом начал прикидывать размер благодарности за возврат пропажи. Затем стал думать о её стоимости. Ему не терпелось обстоятельно поговорить с кем-нибудь об этой неожиданной находке:
– Слышь, Фаддей Афанасьич, я… – тихо произнёс он и, оглянувшись на Шошина, недовольно вздернул плечами. Тот спал с блаженной улыбкой.
Лахтин ещё немного посидел, а затем негромко кашлянул. Прислушался. В ответ раздалось протяжное похрапывание. Раздражённый Африканыч снова кашлянул, теперь уже значительно сильнее. Получилось настолько сильно, что огонь на одной из свечей затрепетал, а на другой совсем погас, и расплавленный парафин брызнул на столешницу.
Он вновь бросил взгляд на диванчик и возмущённо проворчал: