Забери меня
Шрифт:
— Ты с ума сошел? — пытаюсь его оттолкнуть, высвободиться, но Дем продолжает давить.
— В чем дело, Ёжик? Все как ты любишь. Не скучно, с огоньком. — Слова пропитаны ядовитой иронией. — Или это слишком для тебя?
— Не называй меня! — Я несуразно хватаю ртом воздух, в голове дурман.
Наглая рука тем временем пробирается между моих бедер, прикасается жестко, требовательно, без намека на нежность. Она мне и не нужна. В крови дикий коктейль из бешенства и желания обладать этим мужчиной. Получить его здесь и сейчас, раствориться
Демид рычит во весь голос, теряя свой хваленый контроль, свою чертову выдержку, которой он так гордится. Я слышу, как звякает пряжка и шуршит молния на его брюках. Знаю, что сейчас будет, но все равно оказываюсь не готова, когда одним резким движением полностью погружается в мое тело. С губ срывается уже не стон. Крик. Похотливый, отчаянный, злой.
— Заткнись, — одной рукой зажимает мне рот, второй сильнее натягивает волосы, вынуждая еще больше прогнуться, принять полностью, без остатка.
Мне остается только мычать и хвататься за стену, скрести ее ногтями, пока он словно одержимый вколачивается в мое тело. Трахает, грубо и несдержанно, а я как ненормальная молюсь, чтобы не останавливался. Чтобы еще глубже, сильнее, злее.
Каждый толчок все больше разжигает пожар в крови, будит лютый голод, который кроме него никто и никогда не сможет удовлетворить. Я задыхаюсь, чувствуя его движения внутри. Меня ломает от животного удовольствия и дикой тоски, выкручивает каждую жилу, каждое нервное окончание. Потому что знаю. Это в последний раз.
Тишину камеры нарушают только мои стоны и его хриплое дыхание. Проникновения становятся все глубже, отрывистее. Между ног ноет, и горячие волны накатывают одна за другой, пока внутренности не сводит сладким, почти болезненным спазмом.
Тело все еще дрожит, расслабляется, обмякает в его руках, и Дем это чувствует. Еще несколько отчаянных толчков, и он замирает, прижавшись к мои бедрам. Утыкается лбом мне в затылок и едва дышит.
Трясет не только меня.
Проходят несколько бесконечно долгих секунд, прежде чем он отступает, освобождая меня из своего плена. Сразу становится холодно и пусто, а еще так тошно, что хоть волком вой.
Мы ничего не говорим друг другу. Слова не имеют значения. Как и все остальное.
Я стягиваю вниз подол платья, подбираю с пора разорванные трусы, а Демид неторопливо застегивает брюки, пуговицу на пиджаке, в конце поправляет узел на галстуке и, не глядя на меня, идет к выходу.
Он уже спокоен, уверен в себе. Все тот же равнодушный сукин сын, что и раньше.
На его стук тут же прибегает охранник и открывает дверь.
— Визит окончен, — на ходу роняет Барханов.
— А девушка…
— А девушка, пускай посидит здесь до завтра. Подумает о своем поведении.
— Демид! — с возмущенным криком я бросаюсь следом за ним, но дверь захлопывается прямо у меня перед носом, — выпусти меня! Ты же обещал!
В ответ только звук удаляющихся шагов. Я бью ладонями по металлической поверхности, кричу, срывая голос, но все бесполезно. Он ушел.
Глава 1
Руль в одну сторону — раз, велосипед в другую — два-с, громкий скрежет — три-с. Я на земле — четыре-с.
Дую на сбитую коленку и сердито смотрю на большой черный внедорожник, неровно припаркованный у тротуара. Хозяин этого мастодонта явно не заморачивался мыслями об удобстве других. Как встал, так и встал, а как там будут остальные корячиться — его не интересует.
— Понапокупают машин, а потом ставят их как попало, так что нормальным людям не пройти, не проехать. — Шипя сквозь зубы я поднимаюсь, отряхиваю шорты и осматриваю себя на предмет повреждений.
Ссадина на коленке, красное пятно на бедре, которое завтра превратится в здоровенный синяк, саднящие ладони.
Но это мелочи по сравнению с разбитым передним фонарем на любимом велосипеде. Я его только купила, первый раз выехала, и на тебе!
С некоторой опаской смотрю на задний бампер напавшего на меня автомобиля. Вмятин нет, но царапина имеется. Не глубокая, но заметная. Светлая на темном.
Блин. Я даже боюсь представить, сколько эта тачка стоит.
Не знаю, зачем это делаю, но прячу в сумку разбитый фонарь, потом достаю черный маркер и, воровато оглядываясь, начинаю затирать царапину. Вблизи, конечно, видно, но если не знать и не всматриваться, то вполне можно упустить из внимания такую досадную мелочь.
От усердия высовываю язык:
— Во-от, так. Отлично, — пыхчу, замазывая улики, — превосходно.
Еще раз смотрю на свои художества и удовлетворенно киваю:
— Молодец, Лерка. Ох молодец. Не зря на художественном училась.
— Ты что там делаешь? — раздается мужской голос, и я подпрыгиваю, чуть не выронив из рук фломастер. Едва успеваю засунуть его в носок, чтобы не спалиться.
— Шнурки завязываю! — действительно начинаю путаться с завязками, при этом руки дрожат, как у старой бабки.
— Места другого не нашла?
Что он до меня докопался?
— Где хочу, там и вяжу. У тебя забыла спросить, — распрямляюсь и нагло смотрю на дядьку в черных, идеально выглаженных брюках и клетчатой жилетке. Ботаник какой-то. — Твоя что ли машина?
Он не отвечает, только взглядом скользит по велосипеду, к счастью, не замечая повреждений на машине.
— Что там у тебя? — раздается еще один голос.
Не «кто», а именно «что». Так холодно, спокойно, что у меня вдоль хребта проносится толпа мурашек. Оборачиваюсь растеряно, забыв про наглость и привычку язвить, и как маленькая девочка, с открытым ртом пялюсь на нового персонажа.