Заберите вашего сына
Шрифт:
— Доронов! Доронов, ты слышишь? Амир! — меня тряхнули раз, другой. Ощущаю боль в заломленной руке и только после понимаю, что дал волю всему накопившемуся за это время гневу. С трудом пытаюсь справиться с ним, чувствую, как слабнет хватка у охранников Алексея, а Максим что-то рычит им насчет того, чтобы отошли.
Смотрю на Циркова, подле которого хлопочет отчаянно медсестра в красном больничном костюме и вижу его взгляд. Одновременно испуганный и торжествующий. Он даже тихо смеется, а затем начинает отчаянно кашлять, с трудом способный вынести
— Выйдите немедля! — орет медсестра, указывая нам дверь, и я сжимаю руки, готовый разорвать гада. Ничего не остается, это бесполезная трата времени. Уже разворачиваюсь было к выходу, чувствуя подталкивание в спину Оленева и делаю ровно один шаг, когда Алексей выдыхает:
— Он ищет деньги, что мы спрятали.
Мы замираем одновременно. Медсестра пытается уговорить Циркова не волноваться, что-то вводит через шприц, но меня интересует не это. Иду обратно, отталкивая со своего пути выступившую было охрану, а Максим не дает им приблизиться, идя за мной. Не обращаю внимания на возмущение медсестры, оказываясь совсем близко, когда он манит, шепча:
— На том участке земли… в лесах у заброшенной деревни… Мы там спрятали деньги. Коллекционные монеты, цена которых от ста тысяч рублей по нынешнему времени, — его пальцы едва касаются моего рукава, а я все еще непонимающе смотрю на него и ошарашенно хлопаю ресницами. И рядом Оленев застыл, переводя взгляд с меня на Циркова.
— Причем тут я? И о ком ты говоришь? — задаю вопросы, на что Алексей, прикрыв глаза, усмехается, будто не я только что его тут придушить пытался. И мне вновь хочется это сделать.
— Он думает ты знаешь… Ненавидит тебя… Считает твоя семья погубила его, — шепот все невнятнее, а Цирков уже на грани сна.
— Алексей Германович под действием снотворного, прошу вас выйти из палаты, — вновь подает голос медсестра.
— Пойдем, — тихо зовет Оленев, подталкивая к выходу. Киваю, делая шаг на выход, но внезапно чувствую хватку на запястье и с удивлением оборачиваюсь на Алексея, схватившего меня за руку. Цирков еще не спит, более того, несмотря на вскрики медсестры даже приподнялся, глядя мне прямо в глаза и выдыхает, смеясь:
— Крыса. Среди людей твоего отца есть крыса, Доронов. И у вас скоро не останется никакого выбора.
Его смех все еще стоял в моих ушах. Противный, тихий, но такой довольный собой. И пока мы спускаемся, выходя из здания, в едва разыгравшуюся метель, до меня наконец доходят его слова.
Почему я раньше этого не понял? Взрыв на заводе, все эти попытки похищения, нападение на Лилю и ее квартиру, идиотские послания на почту. Я никогда не сомневался в людях своего отца и всецело им доверял, как себе. Даже мысли не допускал о том, что кто-то может оказаться предателем. Увольнял не самых приближенных лиц, считая это лишь человеческим фактором. Но ведь когда факторов много — это уже система, верно?
— Доронов? — зовет меня Максим и оборачиваюсь, поднимая на него взгляд. — Что делать будешь?
Я крепко сжал кулак, с трудом процедив:
— Найду
Оленев смотрит на меня внимательным, почти профессиональным взглядом. Он уже все понял и сделал для себя выводы. Подойдя ближе, положил ладонь мне на плечо, чуть повернувшись, шепнув тихо:
— Ты же понимаешь, что в случае чего, я тебя упеку за решетку?
Ответить не успеваю, потому что у меня вновь вибрирует айфон. Добираюсь до него во внутреннем кармане и с удивлением вижу на экране имя Антонины Васильевны. Странно, я думал она сегодня со мной уже не будет общаться. Особенно, после концерта в палате Лили.
— Алло?
«Амир Давидович?»
Голос незнакомый, мужской. Похож на Оленевский — такой же четкий, привыкший отдавать приказы. Хмурюсь и в очередной раз смотрю на экран, но там по-прежнему номер бабушки Лили, а я все меньше понимаю, спускаясь по ступенькам вниз.
— Да я, а кто это?
«Старший оперуполномоченный Иванцев. Вы указаны в этом телефоне, как зять Антонины Васильевны. Больше мы не до кого ни дозвонились, а ввиду сложившихся обстоятельств должны сообщить…»
Нет-нет-нет, только не снова. Вдыхаю через нос холодный воздух, обжигающий легкие, и прикрываю глаза, слыша скрип снега от шагов Максима рядом.
«Да что вы мне зятя пугаете. Сейчас надумает, что бабка тут померла и внучку переполошит. Кавказцы знаешь какие нервные? Не знаешь? А я вот знаю. Что ты головушкой своей качаешь, оперок, час на вызов ехали. У-у-у, Берии на вас нет. Амир! Не слушай их! Лучше панику поднимай!» — я слышу голос Антонины Васильевны. Ей пытаются возразить, но она совершенно никого не слушает. Судя по шуму, крикам, отбирает свой телефон у полицейских и пыхтит в трубку:
«Амир, они все украли»
С облегчением приходит паника и я переглядываюсь с Оленевым, переспрашиваю:
— Все?
«Да! Всю квартиру перевернули. Документы Дмитрия, все копии, документы, компьютеры — все начисто вынесли, пока мы с тобой в больнице были!»
Крыса не просто близко. Она практически сидит на нашей с отцом груди, потому что квартиру Лили охраняли не просто наши люди. Те, кому мы всегда беззаветно доверяли. А если точнее, то это был всего один человек, слишком часто ошибавшийся в последнее время.
— Антонина Васильевна, я перезвоню, — бросаю трубку раньше, чем она успевает возразить и широким шагом иду к машине, у которой курит Григорий. От одного моего вида водитель вздрагивает, вскидывая удивленно бровь:
— Амир Давидович?
— Где сейчас начальник службы безопасности моего отца? — спрашиваю вкрадчиво и Гоша озадаченно наклоняет голову на бок. Затем тянется к телефону, бормоча:
— Вроде же Семен Андреевич должен был охранять Лилию Дмитриевну в больнице…
Зрачки Максима Анатольевича расширяются, особенно, когда он видит мое лицо. Сжимаю айфон с невероятной силой, что трескается экран и я бросаюсь к машине, забираясь в салон.
— Амир, я вызову наряд! — кричит мне Оленев.