Заберите вашего сына
Шрифт:
Я пытаюсь дернуться, но все конечности будто онемели. Почти не чувствую ни рук, ни ног. Все тело будто погружено в вату, оно меня практически не слушается. Едва могу ворочать языком, а сил практически не осталось.
— Лилия — цветок непорочных девственниц, символ воскресения и чистоты. Он часто используется на могилах женщин. Использование лилий при погребении символизирует восстановление непорочности души в смерти, — я всхлипываю сильнее и чувствую, как соленая слеза катиться по щеке. Михаил большим пальцем стирает ее, убирая нависшие волосы с моего лица.
— Ну-ну, не плачь, — голос мягкий,
— Ты мне правда нравишься, Лили, — мурлычет в ухо этот подонок, касаясь его губами. — И мне жаль, что приходится причинять тебе боль. Но Доронов сам виноват, он должен понести наказание за грехи своего отца. Не волнуйся, милая, если все пойдет по плану — это закончиться очень быстро.
Прости меня, Амир. За то, что думала о тебе так плохо. За то, что многого не сказала, или говорила неправильные слова. Бабушка была права. Я очень-очень сильно жалею.
В моем ускользающем сознании проноситься картинка: Семен пытается бороться с кем-то, но люди, напавшие на него, не дают ему никаких шансов. Наверное, он пытался меня спасти. Его вытаскивают из палаты в коридор, откуда слышаться крики и звуки пожарной сирены, а меня подхватывают на руки, поднимая в воздух. Я успеваю только повернуть голову в сторону постели, под которой находится телефон. Мелькает знакомая медсестра, быстро подхватывающая букет и часть разбитых осколков.
— Убери тут все. Видео с камер ваши программисты подотрут, так что можешь не бояться, — голос Серова доноситься будто издали. Он крепче сжимает руки, держа меня на весу и шепчет, склоняясь ко мне:
— Когда мы приедем, Лиля, я расскажу тебе всю правду. Обещаю.
Темнота накрывает меня вместе с угасающей мыслью. Разжимаю ослабленные пальцы и смятый цветок падает, затоптанный в суматохе убегающих сотрудников клиники. Найдет ли его Амир? И главное, сможет ли понять подсказку?
Глава 35
Лиля
Это больше не было забавной игрой. Никогда в своей жизни, ни разу на минуту я не могла представить себе, что окажусь в руках настоящего одержимого психопата. А его цель — уничтожить любимого мне человека. Почему? За что? Чем провинился Амир? Его отец? Или моя семья? Пока мы двигались по бескрайнему лесу в сторону заброшенного поселка — я все пыталась ответить на эти вопросы самостоятельно.
В глазах рябило от света, мышцы казались просто каменными, а в горле пересохло — результат снотворного, что мне вкололи. Или это было не снотворное? Какой-то наркотик, туманящий рассудок — сейчас хотелось знать меньше всего. Особенно, когда нас с Семеном втолкнули в частично развалившийся сарай, продуваемый со всех сторон зимним ветром и прицепили наручниками к какой-то деревяшке. И если я еще была в состоянии думать, ходить и соображать, то на начальника службы безопасности Амира было просто страшно смотреть.
Избитый, тяжело дышащий и едва способный передвигать ноги. Господи, они серьезно собрались нас тут оставить? Я в больничной одежде в мужском сером пуховике, который нисколько не спасал от холода. Ноги уже промерзли
— Ты серьезно вот так нас оставишь? — выдохнула я с трудом, сглатывая ком в горле от сушняка, мучавшего меня последние пару часов. — Здесь грязно, опасно и Семен может умереть!
Михаил бесстрастно оглядел грязное помещение, где кое-где валялись остатки деревянных клеток, всякий мусор и даже обрывки старых мешков из-под картошки. Рядом валялись полусгнившие от времени и сырости доски — видимо, тут когда-то были или свинки, или коровы. Окна частично закрыты фанерой, частично заколочены. Кое-где разбиты окна, а через щели и дырки в крыше залетает ветер со снегом.
— Что ж, одной проблемой меньше, — улыбнулся Серов совершенно безумно, поигрывая тяжелым ржавым замком. Честно говоря, глядя на него я сомневалась, что он откроется во второй раз.
— И зачем все это? — я кивнула, тихо ойкнув от звона в ушах и резкой головной боли, сдавившей виски.
— Боюсь, вы пока мне нужны живыми. Оба, — развел руками, пожав плечами и совершенно дико улыбнулся.
Прикрыла один глаз, чувствуя, как шапка спустилась почти на глаза. Черт, и не поправить даже. Руки намертво скованны, любое резко движение — тяжелые браслеты затянуться сильнее. Уже пробовала. Настоящие, полицейские, не подделка из секс-шопа.
Он вышел, а под подошвами его ботинок хрустел мусор, снег и разбитое стекло. Я прямо порадовалась, что нам хотя бы кинули старую шубу, на которой мы сейчас сидели. Потому, когда лязгнул замок, поежилась и попыталась устроиться с комфортом.
Не зря бабушка мне всегда говорила, что паника — верный путь к смерти.
А я очень хочу паниковать. И рыдать, и плакать. И к Амиру. Буду долго-долго просить прощения и клясться больше никуда без его ведома не ходить. Займусь бьюти-блогом, рожу ему прекрасных кавказских сыновей — в количестве две штуки. Нет, три. И девочку, обязательно. Все мужчины любят девочек, назову ее Аврора, буду любить, холить и лелеять. Запрещу заниматься журналистикой…
Первая слеза скатилась по щеке и тут же оказалась подхвачена ледяным потоком, проникшим внутрь. Затем вторая, по коже прошел холодок, а я сама тихо всхлипнула и уткнула в скованные руки, поднятые немного над головой.
— Лилия… Дмитриевна, — с трудом выдохнул Семен, едва способный приоткрыть опухший глаз. Он смотрел на меня так уверенно, будто сейчас встанет, порвет наручники и всех тут раскидает. От его вида мне еще хуже, и я всхлипнула громче. — Не плачьте…
— Если я умру, пообещай, что скажешь барану о моей любви, — проскулила я в отчаянии, вытирая о грязный рукав лицо, пытаясь рассмотреть хоть что-то в бесконечном соленом потоке. — И пусть не называет дочку Лилией. Имя неудачное.
Он усмехнулся разбитыми губами, едва качнув головой и тут же поморщился от боли. Как минимум у него отбиты ребра, хорошо если не сломаны. Они ведь могут проткнуть легкое и тогда смерть наступит очень быстро. Одно плечо явно выбито, многочисленные гематомы и скорей всего сотрясение. Но Семен держится. Чуть-чуть улыбается кровавой улыбкой, пытаясь меня ободрить.