Заберите вашего сына
Шрифт:
— Послушайте, гражданка Магазинчикова, — терпеливо бормочет полицейский, пока звон в моих ушах становиться все более раздражающим. Вокруг одни уставшие лица, время близиться к ночи. Никаких следов, никаких видео — ведь камеры «неожиданно» отключились из-за сбоя в сети.
Делаю шаг к палате Лили, слыша голоса позади себя словно в вакууме. Внутри все сдвинуто, работает команда экспертов. С кисточками наперевес, различными приборами они исследуют каждый сантиметр. От окна до кровати, затем тумба, душевая. Тут нашли кровь под лучами ультрафиолета. Немного пахнет чистящими средствами —
— Амир, — кто-то коснулся моей руки и подняв глаза, увидел заплаканное лицо Виолы. От одного взгляда на ее большие карие глаза, тот же овал лица и рыжие волосы — стало так тошно, что, не выдержав, просто отступил. Только мать Лили и шага не дала ступить, потянув меня обратно на себя, дергая кашемировую ткань.
— Мы справимся. Найдем ее и вернем домой, — выдыхает она, а голос дрожит, едва слышимые неуверенные нотки окончательно разбивают хрупкую чашу моего терпения. Особенно, когда из коридора доносится:
— Послушайте же! Возможно она действительно обижена, вы ведь сами сказали, что произошла ссора! Девушки в порыве гнева способны совершать необдуманные поступки, к тому же никаких звонков о выкупе ведь пока не поступало, верно?
В два шага преодолеваю расстояние, хватая этого молодчика за грудки и слыша, как трещит под моими пальцами ткань его рубашки. Планшет с грохотом падает на пол — все, ему однозначно хана. Мой взгляд слишком красноречив, чтобы его не понять с полувзгляда. Майорчик или офицерчик — без понятия, что значат их звездочки на погонах — нервно сглатывает, кадык дергает, а щеки бледнеют.
— Господин Доронов! — пищит полузадушено, едва я натягиваю ворот рубашки сильнее.
— Слушай сюда, страж закона, — дергаю сильнее и нитки рвутся прямо на глазах, отрывая воротник. — Ушла? Ты хоть знаешь ее? Какая она? Никогда бы Лиля не ушла сама! Никогда бы не заставила плакать свою мать и бабушку! — трясу точно грушу и уже ору, а красная пелена застилает взгляд.
Чувствую, как кто-то настойчиво пытается оторваться мои сжатые пальцы от несчастного полицейского. Отец, узнаю его по ароматы одеколона и тихому рокоту, растекшемуся по жилам, заставляя отпустить несчастного. Он крепко обхватывает меня рукой, оттаскивая от хрипящего полицейского, сыплющего угрозами в мой адрес и говорит:
— Тише, успокойся. Этим ты ей никак не поможешь.
Не помогу, верно. Я ничего не могу сделать, абсолютно. Я даже не уверен, что они оставят ее в живых. Больше нет никаких гарантий, есть только маленький шанс на успех.
— Вам надо поехать домой, — как ни в чем не бывало поправляю пальто, не глядя на полицейского, к которому поспешили его товарищи и оглядываю Виоле с усталым отцом. Еще бы, они так спешили в Москву, прервали все встречи, грозящие нам срывом сделок.
Только кому они нужны, если уже ничего не будет.
— Мы должны заплатить, — выдыхаю это с такой же болью, как принял факт собственной никчемности перед ситуацией. А мой папа смотрит понимающе и только Антонина Васильевна с Виолой непонимающе переглядываются.
— Доронов, ты что удумал? —
«Трое суток на принятия решения, Доронов. Передать свои полномочия доверенному лицу, дабы он начал процедуру передачи акций вашего завода государству на безвозмездной основе. А также составить договор об отказе от любых претензий во время совершения сделки. Дабы исключить возможность отозвать свое решение. Ведь вряд ли ты позволишь невесте своего сына несколько месяцев томиться в ожидании окончания сделки, верно?
Советую думать быстрее, все-таки условия содержания для пленников у нас не особо комфортабельные. И, кстати, если вздумаешь нас надуть — мы всегда это узнаем»
Это чертово письмо с телефона отца, в момент, когда он приехал с Виолой прямо из аэропорта в управление все еще стояло перед глазами Амира. Они действительно подготовились, били нещадно и очень метко. Деньги можно было отследить, просто так передать акции акционерного общества даже будучи его владельцем — нереально. Закон запрещал подобные сделки. Но не с государством, которое могло позволить себе принять на баланс целый завод. Сама сделка тоже занимала достаточно большое количество времени.
После подачи заявления о передаче акций департаменту городского имущества Москвы по договору дарения предприятия, требовалась сотня других не менее время затратных процедур. В течение трех дней надо было передать пакет необходимых документов в налоговую службу. И лишь через месяц после соблюдения каждого пункта — департамент готовил представление о безвозмездном приобретении акций в государственную собственность. Даже на этом этапе трудоемкий процесс не заканчивался. Столько Лиля ждать не могла. Судя по прикрепленному фото измученной, болезненно выглядящей девушки на белом фоне — она просто не продержится.
— Амир, — отец неуверенно вздыхает, и я его понимаю. Это семейное дело, дед поднимал завод с нуля, отец столько сил и времени вложил в него. Но еще я чувствовал, что в этот раз увильнуть будет невозможно.
У нас просто ничего не было, зато была возможность выполнить часть их условий. Они слишком много знали. Сколько слил информации Семен? Скольких людей из безопасности прошло через него и кому можно доверять? Взять и уволить разом всех не получится, разгромные иски, плюс вряд ли «Зеленый слон» нам позволит так своевольничать.
— Мы кое-что нашли! — слышу издали крик и оборачиваюсь. В ладонях одного из специалистов что-то смятое, белое, отдаленно напоминающее цветок.
— Эй, вы что там венки что ли нюхать собрались? Работайте! — огрызается один из следаков, отворачиваясь от находки.
— В коридоре валялось, — вздохнул один из полицейских, вертя соцветие лилии между пальцев. Рядом всхлипнула Виола, уткнувшись носом в плечо моего отца, а у меня самого сдавило горло. Мне даже больно смотреть на них. Отворачиваюсь, встречаясь взглядом с Антониной Васильевной и она, вздернув подбородок, делает в мою сторону шаг, подталкивая куда-то вглубь коридора.