Заберу тебя себе
Шрифт:
Хотя нет… Мне даже напоминать себе не нужно. Мой мир сам призывает меня к благоразумию, едва я включаю телефон. Вибрация ожившего смартфона отвлекает от разглядывания жуткой каморки, и я смотрю на экран.
Мама.
Не буду отвечать. Ничего хорошего всё равно не услышу. Она будет кричать, нервничать и всячески пытаться выяснить, где я нахожусь. Если скажу ей правду сейчас, маму хватит удар, а мне необходимо поберечь её здоровье до момента, когда она узнает, что я натворила.
Дожидаюсь, когда вибрация заканчивается, и проверяю пропущенные звонки и сообщения. Ох… уж
Повторно оглядываюсь по сторонам и чувствую, как желудок сжимается. Нет! Ни за что не останусь в этом убогом месте, даже несмотря на сильное желание провести ещё немного времени с Назаром.
Это ни к чему! Теперь я это чётко понимаю. Лучше уйти отсюда раньше, чем он проснётся, чтобы избежать неловкого прощания.
В темпе одеваюсь, надеваю парик и, кое-как умыв лицо, вызываю такси. Семь минут ожидания кажутся вечностью, но зато стоит мне получить уведомление о прибытии машины и выйти из ванной комнаты, как я мечтаю, чтобы время остановилось.
Я могла бы до бесконечности смотреть, как спит Назар. Но её у меня нет. Есть всего лишь мгновенье, за которое я успеваю найти сотни причин немедленно сбежать и всего одну, чтобы остаться.
Я хочу быть с ним.
Всей душой, сердцем и разумом.
Но это желание абсурдное, недопустимое и явно спровоцированное моим первым в жизни похмельем.
Я заталкиваю своё умопомешательство как можно глубже и бесшумно покидаю номер, заклиная себя выбросить из головы все мысли об этом незнакомце. Да, эта ночь действительно была потрясающей, но, кроме неё, к сожалению, между нами ничего быть не может.
Глава 5
— Алина! Девочка моя! Ты жива!
Стоит мне только открыть парадную дверь фамильного особняка, как мама налетает на меня с цепкими объятиями.
— Конечно, жива. Всё в порядке.
Теперь уж точно. Рядом с мамой все переживания перестают быть столь тягостными.
— Я так испугалась, когда не обнаружила тебя вчера в своей комнате. Куда ты пропала? Почему не отвечала на звонки? Что за похабная тряпка на тебе надета? И почему ты такая помятая? С тобой что-то сделали, детка? Боже мой, если да, то я не переживу.
— Мам, успокойся, пожалуйста. Со мной никто ничего не сделал, — безбожно вру, и перед глазами вновь вспыхивают кадры нашей страстной ночи с Назаром.
Чёрт! Хватит! Нельзя думать об этом! Что было, то было. Больше подобного не повторится.
— Тогда где ты была? И с кем? Я всю ночь глаз не сомкнула. А папа всю охрану на уши поставил. Твоего охранника вообще моментально уволил.
Я так и думала, что подобное случится. Но Борис не должен быть на меня в обиде. За выход из дома я заплатила ему сумму, размером превышающую его полугодовой доход, так что с голоду Борис помирать не будет.
— Папа дома?
— Да, в кабинете.
Горько усмехаюсь. В отличие от мамы, он выйти поздороваться с пропавшей дочерью не соизволил, хотя я уверена,
— Сильно злится? — с опаской спрашиваю я, стирая слезинку с маминой щеки.
— Сильно, детка. Я ещё никогда не видела его таким злым. Он, как узнал, что ты сбежала, кричал так долго и громко, что мне едва удалось его успокоить. Он тоже всю ночь не спал.
— Всю ночь не спал, а написал всего лишь одно сообщение?
Мама тяжело вздыхает.
— Ты же знаешь, многословность — не про него. Но он любит тебя точно так же, как и я, пусть его поведение иногда говорит об обратном, — мягким голосом мама в очередной раз оправдывает папин жёсткий характер и сверхвозмутительные решения, которые недавно впервые коснулись меня. — Пойдём в твою комнату. Тебе нужно снять с себя это отвратительное платье, пока папа не увидел, помыться и рассказать мне обо всём.
— Ваши разговоры подождут, Света, — раздаётся в нескольких метрах от нас громовой мужской голос.
Мы обе вздрагиваем и переводим взгляд на папу. Одетый в чёрный классический костюм отец величественно стоит на лестнице, положив руки за золотые перила. Суровый взгляд сканирует меня с головы до ног, пролетает холодом по позвонкам и всем конечностям, вынуждая собраться и расправить плечи.
— В кабинет. Живо, — коротко бросает он мне и сразу уходит, заведомо зная, что я не осмелюсь сейчас перечить ему и побегу вслед за ним как послушная собачка.
Что я и делаю, сцепив зубы до скрежета и сжав кулаки. Ненавижу, когда он разговаривает со мной, как с обслуживающим персоналом, но в этот раз я благоразумно сдерживаю язык за зубами, настраиваясь на более важную и сложную беседу, которая не терпит отлагательств.
В мыслях я уже представляю, как войду в кабинет и громко и дерзко выплюну ему в лицо всю правду о том, что я сделала этой ночью, чтобы разрушить все его мерзкие планы на мой счёт. Однако в реальности я оказываюсь не такой смелой.
Когда мы остаёмся наедине, отец вновь ментально обдаёт меня своей глухой яростью, и вся моя решительность тает словно свеча. Кожу будто растопленным воском обжигает в местах, где скользит его острый, наполненный неприязнью взгляд.
— Что? Не нравится, как я выгляжу, папочка? — прячу волнение под едкой усмешкой, а сама радуюсь, что хотя бы парик успела запихнуть в клатч. — А вот моему ночному другу очень даже понравилось. Он с удовольствием взял то, что ты собирался продать своему партнёру.
Три секунды звенящей тишины. В два раза больше ударов моего сердца. И в кабинете раздаётся смачный шлепок. Нет, это не книга с полки упала. И не сквозняк окно захлопнул. Это папина ладонь со всей силы хлестанула меня по лицу.
Я охаю от неожиданности и прижимаю руку к полыхающей щеке. Больно. Очень. Но эта боль ничто по сравнению с той, что бурным пламенем разгорается в области сердца.
— Ты меня ударил, — одними губами шепчу я, сквозь пелену слёз глядя на папу.
Он мог быть чёрствым, грубым, отчуждённым. Мог кричать, угрожать и наказывать лишением денег. Но папа никогда меня не бил. Даже не замахивался ни разу, а тут…