Заблудившийся робот
Шрифт:
— Принял,— сказал КАР-ЦОВ.— Но не кричите так... я вас прекрасно слышу. Телефоны у вас, на Земле, отменные... Так, значит, всё в порядке? С Тарабамом?
— В порядке,— подтвердил папа.— Но он очень тоскует... Может быть, я могу чем-нибудь помочь?
— Ничего особенного не требуется,— вежливо сказал КАР-ЦОВ.— Просто прошу вас в воскресенье, двенадцатого июня, быть дома. Ровно в восемь часов утра. Мы прилетим за Тарабамом. И постарайтесь, чтобы в квартире не было посторонних. Старик-Ключевик, конечно, не в счёт. И этот ваш друг... как его? (КАР-ЦОВ имел в виду меня.)
— О! Вы и его знаете?
— Знаю, знаю... так что поменьше посторонних.
— Будет сделано! — обещал папа.— Благодарю вас за звонок!
— Ну, что вы, друг мой,— мягко сказал КАР-ЦОВ.— Это я вас благодарю. Вы уже столько для нас сделали...
— Бросьте! — возразил папа.— Всё это чепуха!
— Нет, не чепуха. Так что ждите... А пока — до свидания!
— Как там погода? На планете УЛИ? — спросил папа: ему очень хотелось ещё поговорить.
Но КАР-ЦОВ пропал: в телефоне опять посвистывало, потрескивало, жужжало — это звучал космос.
Папа ещё долго сидел, забыв обо всём на свете, и слушал таинственные голоса далёких миров...
Разговор этот — как сейчас помню — состоялся в пятницу, перед ещё одним весьма важным событием... Но о нём чуть попозже.
СКАЗКА О ЗОЛОТЫХ КОНТАКТАХ
Когда мама, Тарабам, Катя и Юра вернулись с прогулки, папа сразу же рассказал им о своём удивительном разговоре с КАР-ЦОВЫМ. Радости обитателей квартиры-108 не было границ! Особенно, конечно, радовался Тарабам. Ещё бы — связь наладилась, и ясно было, что скоро Тарабам увидит родных. А может быть, даже самого КАР-ЦОВА. Ведь согласитесь со мной, что Тарабам становился на планете УЛИ совершенно исключительной личностью.
В тот вечер все ещё долго разговаривали за чаем, строили разные планы о новых встречах с Тарабамом, даже о полёте всей семьёй к нему в гости — на его звездолёт или на саму планету УЛИ. Эти планы всех очень взволновали, и дети долго не хотели ложиться спать. Наконец они удалились вместе с Тарабамом: мама разрешила рассказать им на ночь новую сказку.
— Надеюсь, эта сказка будет весёлая? — спросила мама.
Тарабам кивнул.
Через некоторое время папа и мама решили послушать, что он там рассказывает. Они подошли к двери в детскую, чуть-чуть приоткрыли её и прислушались...
— ...После этого страшного крушения в машине больше ничего не осталось! — ровным голосом говорил Тарабам.— Все части разлетелись в космическом пространстве на многие тысячи километров. Только маленькие золотые контакты звездолёта ещё держали связь с планетой УЛИ...
— Они были из настоящего золота? — спросил Юра.
— Из настоящего,— важно ответил Тарабам.— Эти контакты были вечными! Они не ржавели, не стирались, не окислялись! Они держали связь, несмотря ни на что! Несмотря даже на то, что самой машины, которой они верно служили, давно уже не было. Когда с планеты УЛИ вызывали несуществующий вертолёт, золотые контакты отвечали: «Есть контакт!» — и начинали принимать и передавать информацию... Одинокие, летели они по начертанной им орбите и принимали-принимали-принимали, и передавали-передавали-передавали, и опять принимали-принимали-принимали... А теперь скажите мне: о чём эта сказка?
— О золотых контактах! — сказала Катя.
— Как они всё принимали и передавали! — сказал Юра.
— Это внешняя форма сказки,— важно сказал Тарабам.— То, что лежит на поверхности. Внутренний смысл куда глубже! Понимаете?
— Нет,— сказал Юра.
— Эта сказка повествует о чувстве ответственности! — торжествующе произнёс Тарабам.— И о верности долгу! О золотых контактах, в общем...
— Я же и говорю! — сказала Катя.
ПАПИНА ВЫСТАВКА
К этим космическим треволнениям в квартире-108 добавилось ещё нечто, о чём я не успел вам раньше сказать: приближалась папина выставка. Он получил, наконец, разрешение на её устройство. Выставка должна была открыться в воскресенье, пятого июня, а в следующее воскресенье — двенадцатого июня — намечался отлёт Тарабама... Сами понимаете, какие насыщенные переживаниями дни наступили в квартире-108.
С некоторых пор папа перебирал все свои картины: то вытаскивал их на свет, то опять запихивал в кладовку, делал на них последние, завершающие мазки, протирал лаком. В общем, хлопотал, волновался, готовился. И все мы волновались. Мы тоже внутренне готовились к выставке, хотя нам было намного легче, чем папе.
Но волновались мы от этого ничуть не меньше.
Особенно переживал Тарабам — ведь к созданию последних папиных картин он был непосредственно причастен. Я уж не говорю о предстоящем отлёте в космос: с одной стороны, Тарабам этому радовался, с другой стороны, он уже так ко всем нам привык, что уезжать ему не очень-то и хотелось... И оставаться не хотелось, и уезжать не хотелось... вернее, хотелось и того и этого. А тут ещё выставка!
Наконец наступила суббота, четвёртое июня — тяжёлый день перед выставкой. Я начну рассказывать именно с этого дня.
В ту субботу, накануне открытия выставки, я приехал в квартиру-108 чуть ли не на рассвете. Нужно было отвезти картины в художественный салон и там их развесить. Я помог папе нанять грузовик.
Пана ехал в кабине, а я наверху, в кузове, с картинами. Я следил, чтобы ветер не сорвал с них брезентовое покрывало. Ведь, кроме дождя, в то утро ещё и ветер разгулялся. Казалось, что погода окончательно испортилась. Это нас огорчало: мы боялись, что в плохую погоду будет мало публики, да и освещение в выставочных залах тоже зависит от погоды: если будет сумрачно, то придётся зажигать искусственный свет, а при искусственном свете картины смотрятся намного хуже.
Когда мы приехали в салон, нас уже там ждали: главный распорядитель выставок — толстый важный человек в сером костюме и пятеро рабочих по развеске в синих комбинезонах. С их помощью мы выгрузили картины и внесли их в здание.
Папе отвели четыре больших зала, они тянулись один за другим по полуокружности огромного строения.
Сначала мы прошлись но пустым гулким залам вместе с распорядителем и рабочими, чтобы прикинуть, где что развесить. У папы, правда, был уже составлен подробный план выставки. Всё у него было тонко продумано!