Заблудившийся робот
Шрифт:
С момента нашего знакомства прошло уже много времени, но я до сих пор помню эту добрую, как бы невидимую улыбку прямоугольных глаз, обрамлённых чёрной рамкой. В глазах чуть колебались па нулях тонкие вертикальные стрелки.
Вся кубическая небольшая голова робота сидела на короткой шее, как бы составленной из многих блестящих колец; ниже шло мощное прямоугольное туловище, тоже стального цвета (хотя не знаю, сталь это была или какой другой сплав), а на груди красовался белый квадрат с непонятным красным знаком посередине; туловище оканчивалось внизу четырьмя гибкими стальными ногами —
Тарабам стоял на своих четырёх ногах очень устойчиво...
Забегая вперёд, должен сказать, что передвигался он на них ловко и быстро. Всё это я подробно осмыслил уже потом, а в тот первый момент я только видел — или, вернее, чувствовал — тёплую улыбку робота, разлитую во всём его облике... Удивительно, не правда ли?
Я сразу же повернулся к маме и шепнул ей на ухо:
— Замечательное существо! И будьте совершенно спокойны! От него веет добром!
Мама благодарно кивнула мне в ответ — в её глазах я прочёл успокоение.
— Рад видеть! — обернулся ко мне папа.— Познакомься...
Я шагнул вперёд, робот протянул мне свою гибкую руку с похожими на щипчики пальцами, и я горячо пожал её. Да, улинянин пришёлся мне по душе. Всё это длилось одно лишь мгновение, по за моих друзей я уже не беспокоился. И сейчас, когда я спустя долгое время пишу эти строки, я радуюсь, что в тот момент не ошибся. Впрочем, вы это и сами поймёте, когда прочтёте всё до конца...
Когда мы с роботом пожали друг другу руки, папа обратился ко мне:
— Вот, мы тут пытаемся разгадать: что в этой картине могло не понравиться? Почему её опять не приняли?
— Картина как картина,— сказала мама.— Подмосковный вечер... Река... Берёзы... Что тут не понять?
— Вполне реальный пейзаж,— согласился я,— С настроением...
— Может быть, чуть пестроват? — спросил Старик-Ключевик.
— Да ведь это же осень! — обиделся папа.— Осень всегда пестра.
— Что там хоть говорят-то? — спросил я.
— Говорят, надо ещё поработать! Несовременно.
— Просто придираются к тебе,— сказала мама.
— Да нет, — грустно возразил папа.— Чего-то здесь, видимо, не хватает...
— Брось! — сказала мама.
— Разрешите мне,— вмешался вдруг низким бархатным голосом Тарабам.
«Действительно стереофонический голос! — подумал Я.— И какой приятный!»
Все оглянулись на робота. Он смотрел проникновенно серьёзно.
— Да, да — сказал папа, — Прошу вас...
Тарабам подошёл к картине, протянул руку и прикоснулся пальцем к правому нижнему углу.
Здесь на первом плане нарисована была низкорослая зелёная травка; кое-где в ней пестрели цветы.
— Вот здесь,— мягко сказал Тарабам, взглянув па папу,— вот здесь надо нарисовать гаечку! Ма-аленькую гаечку! Медную... или нет, лучше стальную...
— Что-о-о? — удивлённо выдохнул папа.
— Маленькую хорошенькую гаечку! — прочувствованно повторил Тарабам.
— То есть как это гаечку? — растерянно и вместе с тем возмущённо выкрикнул папа.— Какую гаечку? Бред какой-то! Я даже не знаю, что вам ответить!
— Вот вам — пожалуйста,— вздохнула мама.— Этого нам ещё не хватало...
«Действительно,— подумал я.— Всё-таки робот есть робот!»
Тарабам сразу смутился, втянул голову в плечи и отошёл в сторону.
— А что? — воскликнул Юра.— Гаечку нарисовать очень хорошо! Может, её здесь кто-нибудь обронил!
— Замолчи! — прикрикнула на него мама.— Как тебе не стыдно!
— Да нет! — нервно сказал папа.— Говорите! Обсуждайте! Может, прикажете ещё нарисовать здесь пару болтиков? Несколько пружинок? Или моток проволоки?
— Ты только не волнуйся,— обняла его мама.— Мало ли кто что посоветует!
— На Тарабама вы не сердитесь,— вмешался Старик-Ключевик. — Он ведь не художник...
— Действительно,— сказал я.— Па робота сердиться грех! И почему ему не высказать своё мнение! Это даже интересно.
—. Извините меня за резкость,— подошёл папа к Тарабаму,— Я погорячился... Но гаечка в пейзаже — я такого ещё не слыхал! И... и... надо будет подумать! Я подумаю, обещаю вам.
— Я только хотел сказать, что с маленькой трогательной гаечкой будет замечательно! — робко, но вместе с тем как-то настойчиво и убеждённо проговорил Тарабам. — Знаете — с такой маленькой, всеми забытой, одинокой гаечкой...
— Я подумаю,— вежливо повторил папа и вдруг улыбнулся, как-то странно посмотрев на робота.— А сейчас пошли чай пить...
Так закончилось это обсуждение. Потом мы пили чай и долго ещё говорили о всякой всячине. О гаечке больше никто не вспоминал. Тарабам сидел вместе со всеми за столом и молча слушал, задумчиво посвечивая зелёными глазами. В них была какая-то неземная грусть. Он не проронил больше ни слова.
КОСМИЧЕСКИЙ СУП
Тарабам стал понемногу помогать маме по дому: он научился стирать, пылесосить, подметать, протирать мебель, мыть на кухне посуду... Он вообще любил бывать на кухне — ему нравилась там близость газовой плиты, холодильника, кухонного комбайна — он мог без конца разбирать его и собирать, начищая до блеска. Он обожал всю кухонную утварь — до самых маленьких ложек и вилок.
Тарабам говорил, что кухня — его стихия, тут ему всё напоминает о космосе... Странный робот! Что может быть общего между кухней и космосом? Хотя — кто знает! — может быть, кухонная обстановка напоминала ему об отсеках космического корабля, на котором он родился?