Заблудившийся во сне

Михайлов Владимир Дмитриевич

Потом был привычный туман переходного состояния.

Бархатный солдат

…Я оделся, сунул пистолет в карман куртки и вышел на улицу.

Стояла московская ночь семидесятых годов, тусклая и слякотная. Поток машин на Кольце иссякал, и кандидаты в самоубийцы яростно бросались на мостовую, чтобы остановить левака. Скворечники ГАИ опустели. Выключилась и многоцветная реклама страхового общества на двух языках. Желто мигали светофоры. Почти не было прохожих. Никто не хотел рисковать без нужды. В урне близ подземного перехода догорал мусор, и урна казалась алтарем после языческого жертвоприношения. Только пахло не туком, а паленой газетой.

Засунув руки в карманы куртки, я шагал быстро и уверенно, как будто твердо знал, куда иду, и как если бы идти туда мне было очень нужно.

Я и действительно знал.

Через

минуту-другую я, как нередко бывает в ПС, оказался совсем на другом конце города. Было совсем темно, однообразные девяти– и двенадцатиэтажки спали, дорога была в ямах, выбоинах, порою мусор хрупал под ногами. Я шел все быстрее, словно меня ждали, а я опаздывал. Часы показали половину третьего. Я уверенно вошел в подворотню и там толкнул низкую, меньше роста, дверцу, над которой смутно виднелось забранное решеткой окошко. Вошел, пригнувшись. Каморка была примерно два на два метра. Это я увидел, нашарив выключатель; когда я щелкнул им, возник слабый свет, я обернулся – это свеча загорелась на табурете. Еще из мебели в каморке помещалась вроде бы лежанка, на ней, поверх тряпья, валялись черный бараний тулуп и широченная шляпа с плюмажем. Рядом со свечой стоял котелок с кашей и бутылка. Каша оказалась пшенная с салом, кондер, в бутылке же – не то, чего я ждал, но просто фанта. А на лежанке сидел мужик в черном бархатном камзоле, коротких – выше колена – широких штанах с прорезами, сшитых из чего-то блестящего, и мягких, с низко спущенными голенищами, верховых сапогах. Обеими руками он опирался на упертую в пол винтовку прошлого века, одновременно ими же поддерживая подбородок, украшенный буйной распутинской бородой. Глаза человека были устремлены на меня.

– Мусор, – произнес он негромко.

– Грязно, – согласился я.

– Ты – мусор, падло, – пояснил он.

Пришлось перестроиться.

– От петуха слышу, – сказал я.

– Запомню, – пообещал он. – А теперь слушай. Не лезь в чужие дела, понял? Не твоя печаль. Не шныри. Заблудишься – и хана тебе. Борич уже сгорел, то же и с тобой будет. Да пожалей ребенка, если своей шкурой не дорожишь. И еще послушай. Это – последнее предупреждение. Дальше – шаг влево, шаг вправо – стреляем без оклика.

Предупреждение насчет ребенка мне очень не понравилось. И я рассердился.

– Тоже мне хунхуз, – сказал я как можно презрительнее. – Ты из-за параши света белого не видишь. Линяй отсюда на цырлах…

– Ты, фраер! – ответил он, не двинувшись с места. – Это тебе кажется, что ты жук, а на деле ты волосатик, с тараканом в котелке. Знал бы ты, на кого поднимаешь голос…

– На кого же? Это интересно…

Тут он, кажется, сообразил, что разговор пошел не в ту сторону. Прыгнув назад, он швырнул винтовку и выхватил из-за спины автомат, солдатские его бутсы звякнули подковками по камню. Рукав на долю секунды задрался, и этого времени мне хватило, чтобы увидеть на его предплечье давно и очень хорошо знакомый знак: изогнутое аркой дерево и еще две буквы; вот их разглядеть я не успел, и это было очень нехорошо: прочитай я их, сразу понял бы, из какого он Бюро, из какой страны… Но сожалеть было некогда. Я упал, на лету отстегивая от пояса аркан. Хотелось взять его живым-здоровым, у парня явно имелось множество нужной мне информации. Его первая очередь прошла впритирку, хотя он и не целился; из этого следовало, что стрелял он выше среднего. Я откатился вбок, заставляя его изменить позицию, поскольку мы оказались уже не в помещении, а где-то на лесосеке, где еще валялись хлысты; за одним из них я и укрылся. Не давая ему времени прицелиться, бросил аркан. Он уклонился в последний миг, петля захлестнулась на стволе автомата, упершись в высокую мушку, я рванул, и он не смог удержать оружия. Посветлело; и, не оглядываясь, я понял, что за спиной сгущаются багрово светящиеся облака. Предстояло пересечение микроконов. Противник тоже понял это и, оставшись безоружным, кинулся в ту сторону: хотел скрыться в другом микроконтинууме, пока я не успел настичь его. Пистолет был уже у меня в руке. Я выпустил серию и, похоже, задел его – но поздно: он уже исчез в багровом мерцании, за которым чудились какие-то зеленые стволы. Мгновение я выбирал: рвануться за ним или закончить эпизод? Преследование его в ином пространстве-времени могло затянуться надолго, может быть, таков и был их план – не зря ведь меня вытащили сюда. Даже переход в другую плоскость они могли предвидеть. Знать бы еще – кто «они». Но это сейчас не получилось, скорее можно будет найти ответ там – в Производном Мире.

Итак – домой?

Размеренно и глубоко дыша, я сосредоточился.

В лесу,

где я сейчас оказался, было тихо и тепло, солнце склонялось к вечеру, и хотелось лечь и бездумно лежать на сухой земле – час, другой… Я и в самом деле лег, закрыл глаза, стал нащупывать канал возврата. Нашел. Он пульсировал ровно, в такт моему дыханию. Шесть секунд, семь, восемь… Я открыл глаза и оторвал голову от стола. У себя дома.

Позвонил в Институт. Тигр откликнулся обеспокоенно:

– Я ждал звонка десять минут назад. Стал звонить сам – без отклика. Что произошло?

– Расскажу. Они начали игру со мной и в ПС. Зачти это, как прикидочный выход. Что о Бориче?

– Пока все так же.

– Выезжаю.

Я запер квартиру. «Хонда» стояла там, где я ее оставил. Никто не пытался вскрыть ее – и на том спасибо. Я поехал, по-прежнему не превышая скорости: время было слишком дорого, чтобы тратить его на объяснения с орлами из ГАИ.

Портретная галерея

И все-таки: кто там, в ПС, противостоял мне?

Я полагал, что это должен был быть дример достаточно высокого класса, если уж его послали, чтобы обезвредить меня. В Институте таких было не так уж много. И о каждом из них имелись исчерпывающие данные. Во всяком случае, так было принято считать. К моему возвращению компьютер успел уже пропустить заданный ему список через сито, но Тигр глядел так гордо, словно эту работу проделал он сам.

– Вся информация в твоем распоряжении, – сказал Тигр. – Сиди и разглядывай. Да ты и так всех знаешь. В каком он был облике?

– Урка. Хотя прикид не соответствовал. А в миг перехода – показалось – змей.

– Зоологический?

– Нет. Скорее мифология. Южная Америка.

– Ну что же: для опознания не так уж мало. Давай-ка попробуем пошарить по этим сведениям…

Ему, кажется, не терпелось принять хоть какое-то непосредственное участие в операции; ничего удивительного: сам он долгие годы находился на оперативной работе – не в ПС, конечно, тогда мы об этих материях ничего не знали.

– Ладно, – согласился я без особой охоты.

Не следовало ожидать, конечно, что мы найдем в файлах изображение персонажа (так мы называем тех, включая и себя самих, кто действует в Пространстве Сна; наименование «люди» как-то не звучит, люди мы – здесь, в яви, в Производном Мире, там же – лишь персонажи. Еще и потому, что, кроме тех, кто обладает реальностью в ПМ, там, в ПС, существует множество других, такой реальности не имеющих и даже никогда не имевших, и их, кстати, куда больше, чем нас), – того персонажа, что противостоял мне. Мы очень редко фигурируем там в своем облике – по множеству причин. Придать себе любую внешность – это азы ремесла, с этого все начинают. Так что никто там не соответствует своему паспорту. Но тем не менее у каждого из дримеров, особенно опытных, существуют свои излюбленные обличья, в которых они чувствуют себя наилучшим образом. Вот эти-то изображения и заложены в компьютер. Их бывает до нескольких десятков, но основных – базовых, как мы говорим – редко оказывается более шести-семи. Просмотреть эти варианты облика каждого нашего дримера я и хотел. Помимо изображений, в списке имелись и данные об интересующих нас людях: об их симпатиях, привычках, любимых книгах, фасонах, животных, деревьях, цвете волос, пословицах, играх, именах – и так далее, и тому подобное, обо всем том, что и делает человека единственным и неповторимым. Этим я сейчас и намеревался воспользоваться для опознания.

Информация эта в компьютере обычно свирепо засекречена, и Тигр, склонный к формализму, не преминул поступить так же и с результатами моего заказа. Чтобы войти в эти файлы, нужно было знать полдюжины паролей и столько же кодов, ежесуточно меняющихся. Все это хранится у Тигра и, на всякий случай, дубликаты имеются у Дежурного Мастера. Дежурил сегодня Дуб. Но Тигр охотно сообщил мне все нужное. Потом нетерпеливо отстранил меня и уселся сам.

Он обрадованно стал вытаскивать на дисплей одно изображение за другим, и мы начали внимательно прочитывать пояснительные тексты с характеристиками изображенных на снимках лиц.

– Иконин: рыбалка, филателист, Тургенев…

– Мимо.

– Хохлов: футбол, компигры, Шолохов…

– Дальше.

– Ищенко: теннис, кроссворды, за чтением не замечен…

– Следующий.

Так мы перебрали десятка с полтора. Стало уже надоедать.

– Хижин. Дважды судился. Был актером. Стреляет на седьмом уровне.

У нас есть такая классификация – из десяти баллов.

– Стоп! – сказал я. – Похоже. Читай дальше – все о нем.

Тигр сперва пробежал текст глазами. Нахмурился и ткнул пальцем в экран: