Заблудившийся во сне
Шрифт:
– Надеюсь, что никому не во зло, – проговорил я. Мне стало хорошо: начиналось некое приключение. Легкое, без последствий, как раз такое, какое нужно, чтобы окончательно прийти в себя после множества сверхпрограммных происшествий, из-за которых я только сейчас приближался к настоящей работе, к цели поиска.
Но мои слова – а может быть, и не слова, но интонация, с которой они были произнесены, – не понравились женщине.
– Это покажет будущее, – произнесла она неожиданно холодно.
Я сел и попытался ненароком заглянуть ей в лицо. Она чуть отвернулась. Но я все-таки успел. Интуиция оправдалась: она была той женщиной, что почудилась мне среди чужих дрим-оперов в Аиде.
– Я вас знаю…
Наверное, мне не следовало говорить этого.
– В лунном свете все видится обманчиво, – возразила она. – Обождите до завтра – чтобы не переживать разочарований.
– Не приучен откладывать, – сказал я.
– А я не приучена уступать.
– Потому и остались?
Она взглянула на меня очень серьезно:
– Я осталась для того, чтобы выполнить поручение моего Мастера.
– Вот как? В чем же оно заключается?
– Я могу – и должна предложить вам помощь. Наше Бюро заинтересовано в благоприятном исходе вашей миссии.
– Какое же бюро – если не секрет?
– Я не уполномочена отвечать на такие вопросы. Да и какое это имеет значение?
– Имеет. Но раз вы не можете ответить – считайте, что вы ничего мне не говорили. Во всяком случае, я уже забыл о вашем предложении.
– То есть вы отказываетесь от помощи?
Я решил повести себя понахальнее:
– Есть одна помощь, от которой я не отказался бы. Весна и тьма способствовали бы… Но боюсь, что вы отвергнете мое предложение. А ведь это было бы так прекрасно, вам не кажется?
– Высший балл за догадливость. Но мне нужно обдумать ваши слова, как следует. Так что сидите спокойно, дышите воздухом. И ждите, пока я не снизойду.
– У меня может не хватить времени.
– Значит, вы недостойны.
Мне следовало встать и уйти, но со мной происходило что-то странное. Как будто я переставал быть самим собой. Я попытался выставить блок. Однако, похоже, опоздал.
– Ну послушайте… – начал я. Но она немедля перебила:
– Не будьте такой жестокой. Моя жизнь проходит в суете и постоянном риске, сама профессия делает меня одиноким – но ведь я такой же человек, как все другие, черт возьми, и неужели же я не заслуживаю хотя бы крупицы того, что в нормальном мире принято называть счастьем? Да и вам самой разве это не доставит радости – знать, что в вашей власти – сделать другого счастливым?..
Теперь она приблизила свое лицо к моему так близко, что я ощутил прикосновение подвитых, надушенных усиков, рука уже обвивала мою талию, другая лежала на колене и опускалась все ниже, одновременно быстрыми движениями пальцев подбирая подол моего платья все выше. Нужно было, может быть, крикнуть о помощи, сделать какие-то резкие движения, оттолкнуть его, отбиваться, но он уже припал губами к моей шее, впился, голова моя закружилась, истома прошла по телу, его рука была уже куда выше колена, прикосновение ее было не просто приятным – из него исходила жизнь, другая рука сильно сжала мою левую грудь. Мне уже не хотелось сопротивляться, не осталось никакой воли, не осталось окружающего мира, ничего больше – кроме него и моего желания, могучего, всепобеждающего – ощутить его всего, отдаться, впустить его в мое существо, – в этом сейчас было счастье и смысл, только в этом. «Тогда еще не носили белья», – мелькнуло в голове, когда я ощутила его пальцы уже во мне… Он действовал умело, не терял времени, не искал удобного места – опрокинул меня на эту же широкую каменную скамью, рванул шнуры корсажа – мои груди обнажились, ощутили мягкое прикосновение лунного света, подумалось: «Ах, если бы он догадался раздеть меня совсем…» Но он спешил и лишь задрал подол повыше; ноги мои в нетерпении раздвинулись сами, он налег, но еще медлил, в пору было кричать: «Ну же! Ну! Умираю…» Кажется, вечность прошла, пока он наконец не вошел в меня; мои руки обхватили его, стиснули, чтобы никогда не отпустить, никогда, никогда. Это длилось вечность; мы оба извивались, кричали, наконец он изверг в меня свое горячее семя, и мне показалось, что я теряю сознание. Он что-то бормотал мне на ухо, не понять – что, да и неважно было, во мне снова пробудилось желание – и в нем тоже. Его руки ожили, и на этот раз я уже радостно открывалась ему, никакого смущения, никакой сдержанности не осталось, только великая жажда его тела, его поцелуев, его семени, – всего, что хоть как-то было связано с ним. Снова накатило беспамятство, но и сквозь него мне слышались мои стоны. Когда глаза мои ненадолго открылись, ночь уже побледнела – ночь, какой еще не бывало в моей жизни. «Отныне я – твоя раба, – подумалось, – пойду за тобой, побегу, поползу, полечу – на край света, любого света, только с тобой…»
Когда глаза мои открылись снова, я увидела Пьер-Поля – он стоял, глядя на меня, лежащую среди лохмотьев, в которые превратился за ночь мой наряд; тот, кто был Луизой, мой господин и повелитель, стоял рядом с ним и что-то говорил; я быстро поняла – что, попыталась сжать ноги, закрыться ладонями – бесполезно, тело мое мне не повиновалось, Пьер-Поль уже опустился на колени, расшнуровывая штаны, показывая свою готовность – потом обрушился на меня. Он был груб, как мужик, и больше не было счастья, было чувство горечи и унижения – сначала; но понемногу тело, которым каждый из нас наделен в Пространстве Сна, взяло свое, и сознание снова ушло куда-то.
Оно вернулось вовремя: они снова стояли надо мной, Пьер-Поль держал в руке обнаженный кинжал, Луиза, кажется, хотел удержать его, но не очень, как мне показалось, убедительно. Меня хотели убить; смерть в Пространстве Сна – серьезная неприятность. И, наверное, именно эта угроза помогла мне вернуть силы, которые сейчас были так нужны.
Я взметнулся. Тело было еще женским, но я с каждой микросекундой вновь все более становился самим собой – и оно мне подчинялось. Это естественно: у нашего тела в ПС нет тяжелой инерции плоти Производного Мира, и превращения его быстры, порой даже мгновенны. Поэтому я смог нанести первый удар прежде, чем они опомнились. Ногой я выбил кинжал из пальцев Пьер-Поля; чтобы перехватить оружие, пришлось взвиться в воздух – но я смог, все мое было уже при мне. Он еще не успел принять защиту, как острое лезвие вспороло его горло, пересекая артерии и вены. Хлынула кровь. Я круто извернулся, чтобы не запачкаться, и оказался лицом к лицу с Луизой, она, так же, как я, прошла уже метаморфозу и снова была женщиной. Красивой, надо сказать. Она сложила руки – умоляюще, словно для молитвы. Я схватил ее за плечи и швырнул наземь. Рванул платье. Она не сопротивлялась, пыталась даже помогать мне. Я был груб, как только умел. Раньше не знал за собой таких качеств. Специально для нее я вспоминал все способы, с какими когда-либо приходилось встречаться. Она стонала все тише и тише, мне казалось, что это не я совокупляюсь с нею, но самое малое взвод солдат, только что вывезенных из необитаемой пустыни. И лишь мысль об уходящем времени заставила меня остановиться.
Стоя на коленях, я повернул ее на спину и мягко похлопал по щеке. Злость успела улетучиться. Она приоткрыла глаза и попыталась улыбнуться; это получилось у нее не очень убедительно. Я осмотрел ее руки; они не имели особых примет. Тело Пьер-Поля лежало, обескровленное, как подвешенная за ногу заколотая по всем правилам скотина, но уже начало таять, рассеиваться – чтобы одновременно возникать где-то в совершенно ином макроконе. И тем не менее труп оставался трупом. Было противно, но я засучил и его рукава. Да, он тоже был дримером. Надо передать в явь: пусть срочно выяснят, кто в ближайшее время не вернется – или уже не вернулся – из Пространства Сна в какое-то из существующих Бюро ОПС.
Потом я снова склонился над Луизой:
– Как ты себя чувствуешь?
– Спасибо… – проговорила она едва слышно. – И еще раз спасибо.
– Гм. За что же?
– За первый раз. И за второй.
– На здоровье, – сказал я и взял кинжал.
– Пожалуйста… не надо!
– Каждому – свое, – сказал я.
– Ну пожалуйста…
Я изобразил раздумье.
– Не могу. Щадить тебя опасно. Вот разве только…
– Все, что угодно!
Кажется, она решила, что я хочу продолжить игры.
– Нет, нет, – успокоил я. – Я хочу, чтобы ты сказала: где Груздь? Ты ведь прекрасно знаешь, кто такой Груздь.
В Пространстве Сна не принято лгать: все легко проверяется.
– Слыхала, конечно.
– Рассказывай.
Она промолчала.
– Ты ведь сказала: все, что угодно!
– Да, но я думала…
– Что ты думала – неважно, имеет значение только то, что ты говоришь. Что говорили они о нем? Он здесь? В замке? Если нет – то скажи хотя бы: они – или вы, все равно, – вы еще контролируете его? Зачем? По чьему заданию? Где ищете его?