Заблудший ангел
Шрифт:
– Сердца их, может быть, и не изменятся, но законы, по которым они живут, измениться должны. Ты же знаешь так же хорошо, как я, что нынешнее положение дел не может продолжаться вечно. Некоторое время назад был шанс для мирной перемены, но узколобые политики им не воспользовались и теперь он утрачен. Война не скоро закончится. Но когда она кончится, Джексон будет свободным человеком. Он должен только верить, что этого надо немного подождать. Знаешь, Джексон счастливее других невольников, он может ждать.
– А та девочка, прошлой ночью? – тихо спросила Дора.
– Она
– Ее хозяйка живет в Новом Орлеане, и хотела ее вернуть, во что бы то ни стало. Если бы девочка не бежала, больше такой возможности ей бы не представилось. Она как раз достигла такого возраста, когда ее можно продать в бордель.
Дора вся съежилась при мысли о подобной судьбе. У нее в жизни тоже почти не было свободного выбора, но не иметь его совсем, особенно когда угрожает такая участь, – нет, это даже невозможно вообразить. Девушка даже слов подходящих не могла найти, чтобы выразить весь ужас того, что ожидало несчастную девочку.
– Насилие в таких делах не помощник, но ничего другого я придумать не могу, – призналась Дора, наконец. – Как люди слепы!
Вряд ли она хотела, чтобы слова ее прозвучали так безотрадно, но горечь в них слышалась явно.
– Но не все люди слепы, – ласково напомнил ей Пэйс. – Многие думают так же, как мы. Желал бы я, чтобы ты могла жить у наших друзей на том берегу. Спасибо тебе за храбрость вчера ночью, хотя это безумие так рисковать. Я бы предпочел, чтобы ты жила в безопасности.
От безыскусной похвалы ее смелости у Доры стало теплее на сердце, хотя она-то знала, что на самом деле трусиха. Закусив нижнюю губу, Дора упрямо покачала головой.
– Но там, в безопасности, я не могу быть кому-нибудь полезна. Я нужна здесь, так что я останусь.
Показался ветхий фермерский дом. Прошлой весной не было денег, чтобы побелить его заново. Джексон и Дэвид старались, как могли починить изгородь и крышу амбара, но у них было много своих дел за стенами дома, а свободного времени в обрез. Главная их забота – урожай. А урожай погиб.
Дора заметила, как критически Пэйс разглядывает убогое строение, но заставила себя спросить:
– Но ты хочешь здесь остановиться? Правда, это не то, к чему ты привык.
Пэйс неожиданно взял ее руку, и тонкие пальцы утонули в его широкой ладони.
– Да мне твой дом кажется раем. Вот, значит, откуда выпархивают ангелы?
Дора рассмеялась и пошла с ним по дорожке к ферме. Она давно уже не смеялась. А это так приятно. И так хорошо чувствовать свою руку в его руке.
Больше она сейчас ни о чем другом и не мечтала.
Лорд Бомонт, прямой как палка, сидел в своем кабинете и читал письмо на серой бумаге, лежащее перед ним на столе. Одну руку граф положил на молитвенник. Непонятно было, хочет он его открыть или уже молится. Дверь отворилась, вошел сын графа, Гарет, и прервал его сосредоточенное раздумье.
– Уж не думаешь ли ты послать за этим отродьем? – недоверчиво спросил молодой человек, садясь без приглашения в одно из обитых кожей кресел с высокой спинкой.
Граф, поседевший, но все еще красивый, как в более молодые годы, нерешительно постучал пальцами по дешевой бумаге.
– Но если это действительно она, то я обязан спасти ее из рук дикарей. Александра моя дочь, моя плоть и кровь. Долгие годы ее разыскивал мой посланный, но безуспешно, и вдруг, без всяких просьб и стараний с моей стороны, мне доставляют ее на блюде. Во всем этом чувствуется рука Господня.
Гарет нахмурился.
– В этом чувствуются людские руки. Кто-то хочет нажиться, получив большую награду. Нет никаких доказательств, что эта мразь, о которой пишут, и есть Александра. Нет никаких доказательств, что она вообще тогда не погибла, только слова одного из этих богомольных бездельников. Александра мертва. Очевидно, нашли бумаги Матильды, и все подстроили: подобрали кого-то подходящего возраста и обличья и теперь хотят разжиться деньжатами.
Граф в нерешительности наморщил лоб.
– Пошлю кого-нибудь все досконально разузнать. Я не могу не принимать во внимание и малейшую возможность, что дочь жива.
Гарет развалился в кресле и скрестил руки на груди.
– Но там идет Гражданская война! Подожди хотя бы, пока окончится кровопролитие. У тебя ведь не так уж много доходов сейчас. Проклятые налоги порастрясли карманы.
слабый луч солнца, пробившийся из-за тяжелого заслона облаков. Пальцы продолжали барабанить по письму. Нет, он слышал слова сына. И умом понимал их справедливость. Но внимал он сейчас не голосу рассудка.
Глава 7
Люблю и ненавижу. Быть может, почему, ты спросишь,
Я не знаю, но это чувствую и сердцем всем страдаю.
Май 1862 года
Пораженная Дора, не веря своим ушам, смотрела на Дэвида.
– Но ты не можешь, война – худшая форма насилия. Должны быть найдены какие-то мирные решения. Ты не можешь стать солдатом.
Из-под широких полей шляпы с низкой тульей Дэвид печально улыбнулся, глядя на нее.
– Ты думаешь, я уже не слышал все эти аргументы? Дора, я должен следовать велению собственного Внутреннего Света, а он говорит, что я должен отстаивать свои убеждения. С рабством должно быть покончено. Разве мы способны измерить, какое зло больше, рабство или война? Если я не буду сражаться, то тем самым стану укреплять рабовладение.
Дора, поджав губы, нахмурилась, насколько это позволяли ее нежные черты.
– Но это же чепуха. Ведь это все равно, что Чарли утверждает, будто он занимает место судейского для нашей общей пользы. Зло есть зло независимо от того, какими словами ты его оправдываешь. Я очень хорошо знаю, что Чарли наживается на своей должности, и знаю так же хорошо, что ты под предлогом необходимости идти на войну стараешься ускользнуть от работы в родительском магазине и от них самих. И не оправдывай свое решение разными возвышенными россказнями. Дэвид отвечал довольно сердито: