Заботы пятьдесят третьего года
Шрифт:
– Ты-то что ж хорошего пацана не выручил?
– Не сумел, - признался Смирнов и, хлопнув ладонью о стол, добавил: По недомыслию.
– Не огорчайся, - утешил
– Не было хорошего пацана. Был маленький подлый вор.
– Тебе все люди отвратительны, да?
– вдруг понял Алик.
– Не все. Но большинство, - подтвердил Виллен.
– И мы - в большинстве?
– Алик хотел знать все до конца.
– Пока что в меньшинстве, - ответил Виллен, хихикнул и скривился: мелкое трясение челюсти, необходимое для смеха, вызывало острую боль. Подождал, пока боль уймется, и продолжил: - Поэтому и не хотел, чтобы вы докопались до всего до этого. Знал бы, что ты, Саня, Леркино письмо у Цыгана найдешь, хрена с два бы я вам фотографию с ее надписью показал...
– Знал бы, что я в старое дело нос суну, ты бы Елену с меховой фабрики уволил, - продолжил за него Смирнов.
– Знал бы, что мы
– Нет. Просто проверить себя хотел - ужаснусь ли.
– И не ужаснулся, - докончил за него Алик.
– И не ужаснулся, - согласился Виллен.
– Пошли, Алик.
– Смирнов поднялся.
– Существуй, Виллен.
Совсем стемнело. Они вышли из калитки и увидели Валерию. Ее белое платье светилось в ночи. Она сидела на лавке у штакетника.
– До свидания, Валя, - попрощался Алик. Смирнов промолчал.
...Вышли на Красноармейскую и свернули на Малокоптевский. У дворовых ворот остановились, а во дворе опять танцы. Они стояли, смотрели, слушали.
– Как она теперь жить будет?
– спросил Алик.
– Кто?
– не понял Смирнов.
– Валерия, - пояснил Алик.
– Ри, - вспомнил Смирнов.