Забрать любовь
Шрифт:
Вдруг перед глазами Николаса молнией пролетает картинка: Пейдж делает ему бутерброд, выскребая остатки соуса из консервной банки. В полпятого утра она, как обычно, готовит ему ланч и провожает на работу.
— Увы, — говорит она, позвенев ножом по пустой банке, — тут больше ничего нет.
Оглядевшись в поисках посудного полотенца и не найдя его, она вытирает руки о ночную рубашку, не заметив, что Николас за ней наблюдает.
Пейдж ни разу не приготовила ему ланч с тех пор, как родился Макс. И хотя Николас не собирается ни в чем обвинять новорожденного или признаваться в ревности, он вдруг осознает: с тех пор
Николас делает глубокий вдох и ждет, пока приступ боли сменится вспышкой гнева. Зрелище Пейдж, играющей с его сыном, почему-то не будит в нем ярость. Он, сощурившись, наблюдает за ними и пытается понять, что напоминает ему эта картинка. И вдруг понимает: Макс смотрит на нее, как на божество. Точно так Пейдж когда-то смотрела на Николаса.
Николас вскакивает на ноги и с возмущенным видом оборачивается к матери.
— Какого черта ты ее сюда впустила? — орет он.
— Какого черта я не должна была этого делать? — невозмутимо отвечает Астрид, вставая с кресла.
Николас проводит рукой по волосам.
— Господи, мама, я не думал, что это надо обсуждать! Я ведь сказалтебе, что она вернулась. И ты знаешь, как я к этому отношусь. Ты знаешь, как она поступила.
Он тычет пальцем в Пейдж, которая продолжает возиться с малышом. Теперь она щекочет ему животик.
— Откуда ты знаешь, что она не украдет его, как только ты отвернешься? Откуда ты знаешь, что она не причинит ему вреда?
Астрид кладет ладонь на руку сына.
— Николас, — спокойно говорит она, — ты и в самом деле думаешь, что она может это сделать?
Тут Пейдж тоже поднимает голову. Потом встает.
— Николас, я просто должна была его увидеть. Я сейчас уйду. Твоя мама ни в чем не виновата.
Она подхватывает сына на руки, и он обвивает пухлыми ручонками ее шею.
Николас делает шаг вперед. Теперь он стоит так близко к Пейдж, что чувствует ее теплое дыхание.
— Я не хочу видеть твою машину возле дома, — тихо, но властно произносит он голосом человека, привыкшего к повиновению. — Я подам на тебя в суд и потребую, чтобы тебе запретили приближаться к моему дому.
Он рассчитывает на то, что Пейдж устрашится и ретируется, как делают это все без исключения, когда он так к ним обращается. Но она не двигается с места, продолжая поглаживать спинку Макса.
— Это и мой дом тоже, — негромко говорит она. — А это мой сын.
Это уже слишком! Николас хватает Макса с такой силой, что он начинает плакать.
— Какого черта! Что ты вообразила? Или ты думаешь, что в следующий раз, когда тебе вздумается прогуляться, ты заберешь с собой ребенка? У тебя, наверное, уже и план есть?
Пейдж заламывает руки.
— Нет у меня никакого плана, Николас. И я никуда больше не собираюсь. Все, чего я хочу, это чтобы ты впустил меня в мой дом. Я никуда не побегу, если меня к этому не вынудят.
Николас издает странный смешок, при котором
— Вот именно. В точности как в прошлый раз. Жестокая судьба гонит бедняжку Пейдж из родного дома.
В этот момент Николас понимает, что одержал победу.
— Зачем ты так? — шепчет Пейдж. — Почему ты не можешь понять, что я просто вернулась домой? — Она пятится назад, продолжая вымученно улыбаться. — Я понимаю, Николас, что ты само совершенство и все у тебя выходит идеально и с первого раза. А нам, простым смертным, приходится много раз все начинать сначала и всякий раз надеяться, что жизнь предоставит нам возможность разобраться что к чему.
Она поворачивается и выбегает из комнаты, не позволив Николасу увидеть ее слезы. Николас слышит, как за ней захлопывается тяжелая дубовая дверь.
Макс вертится у Николаса на руках, и он усаживает его снова на ковер. Малыш смотрит на открытую дверь комнаты, как будто ожидает возвращения Пейдж. Астрид, о которой Николас совершенно забыл, наклонившись, забирает у Макса засохший лист комнатной пальмы. Затем выпрямляется и смотрит Николасу в глаза.
— Мне за тебя стыдно, — говорит она и выходит из комнаты.
Когда Николас возвращается домой с Максом, Пейдж уже там. Она сидит перед крыльцом с альбомом и угольным карандашом в руках. Несмотря на угрозу, Николас не звонит в полицию. Он входит в дом, делая вид, что не замечает жену. Вечером, играя с Максом на полу гостиной, он время от времени поднимает голову и видит, что Пейдж заглядывает в окно. Он не пытается задернуть шторы или перенести Макса в другую комнату.
Максу долго не удается уснуть, и Николас прибегает к испытанному приему. Он извлекает из кладовой в прихожей пылесос и включает его, поставив на пороге детской. Гул мотора заглушает сдавленные рыдания ребенка. Когда Макс затихает, Николас относит пылесос на место. Белый шум неизменно успокаивает малыша, но Николасу кажется, что у Макса врожденная любовь к этому звуку. Он сам неоднократно возвращался из больницы с тридцатишестичасовых дежурств и засыпал под гул пылесоса, пока Пейдж делала уборку.
Николас выходит в прихожую и выключает свет. Только после этого он подходит к окну, зная, что ему будет нетрудно разглядеть Пейдж. В лунном свете ее лицо кажется серебристым, а волосы отливают бронзой. Ее ноги утопают в ворохе рисунков, на которых изображен Макс: Макс сидит, Макс спит, Макс перекатывается со спины на животик. Здесь нет ни единого портрета Николаса.
Ветер несет несколько рисунков на крыльцо. Николас распахивает дверь как раз вовремя, и два листка влетают в прихожую. Он поднимает рисунки — на одном Макс играет с погремушкой, на втором тянет себя за ноги — и выходит на крыльцо.
— Кажется, это твое, — говорит он, останавливаясь рядом с Пейдж.
Пейдж ползает на четвереньках, пытаясь удержать остальные рисунки. На одной стопке уже лежит большой камень, а остальные она придавила локтем.
— Спасибо, — отвечает она, неловко опускаясь на бок.
Она сгребает все рисунки и, как будто застеснявшись, запихивает их под обложку альбома.
— Если ты хочешь здесь посидеть, то я побуду в машине, — предлагает она.
Николас качает головой.
— Холодно, — говорит он. — Я пойду в дом.