Забудь дорогу назад
Шрифт:
– Это полное самоубийство, приятель.
– Извини, но мы уже два дня занимаемся самоубийством…
«И десять человек погибли», – подумал я.
Мы отключились на недолгое время, просто не было сил уже бодрствовать. Очнулся я в нешуточной тревоге – неужели день прошел? Кинулся к выходу из пещеры – свет слегка померк, значит, день отправился на убыль. Что там с Анютой?.. Я не мог о ней спокойно думать. Хотел растолкать Коровича, а потом подумал: зачем? Уйду по-тихому, и не придется Николаю Федоровичу принимать мучительное решение. Нагнулся за автоматом (мой скарб был до изумления прост)… и вдруг спина похолодела. Я что-то услышал. Так и не понял, что, просто ЧТО-ТО. Сердце застучало, как компрессор,
– Проблемы, Михаил?
Нет, нам инфаркты не нужны… Корович проснулся от того же прескверного ощущения. Надо же, какая чувствительность у человека. Оттого, видать, и выживает в проблемных ситуациях.
– Ни звука, Николай Федорович, – дохнул я ему на ухо. – Сам не понимаю, что это. Давай-ка в темень исчезнем. Сдается мне, что-то тут неладно…
Мы успели удалиться в глубь пещеры, как снова послышался шум. Шаркнула нога (а может, не нога), и что-то черное, колеблющееся возникло в проеме. Мы затаили дыхание. Не знаю, как Коровича, а меня буквально парализовало от страха. Все мышцы свело, кости онемели. Что за новости? Вторые сутки мы бесстрашно сражаемся, привыкли ко всякому, и вдруг такой упс… Тело, застывшее в проеме (а оно действительно застыло, словно почувствовало в пещере присутствие посторонних), напоминало где-то человека. Но как-то не вполне осязаемого человека. Вроде руки, ноги, длинный балахон, голова, украшенная остроконечным капюшоном, но все это было такое зыбкое, дрожащее, химерическое. Или у страха глаза велики?
Не знаю, как бы мы себя повели, вздумай это существо (или сущность?) войти в пещеру, но, думаю, стойкостью и мужеством наши действия не стали бы отличаться. От существа исходила губительная аура, превращающая человека в тряпку. Недолго померцав в проеме, этот крендель продолжил свой путь. Материальный, стало быть, раз издавал какие-то звуки, – мелькнула утешительная мысль. Несколько мгновений я стоял столбом, потом немного расслабился. Дошло, что пот с меня стекает ведрами, и под ногами уже целая лужа.
– Что это было, Михаил Андреевич? – просипел Корович. Я чувствовал, как дрожит его плечо. – Стыдно признаться, но я чуть в штаны не наделал… Торчу тут деревянным истуканом, и так страшно, как никогда не было…
– Аналогично, Николай Федорович. – Я со скрипом разжал челюсть. – У этого субъекта мощная энергетическая аура… Даже не спрашивай, что это такое. В Каратае лучше ни о чем не спрашивать… Лично мне он показался доминиканским монахом, прошедшим через врата в параллельном измерении…
– Монахом? С чего бы это?
– Ну, как… Длинный подпоясанный балахон, остроконечный капюшон на тыкве…
– Да у тебя со зрением неполадки, Михаил Андреевич… – Корович как-то подозрительно задышал. – Какой, на хрен, монах… Он вообще на человека не был похож… разве что голова… и что-то вроде индейского украшения из перьев, только не совсем, черное всё, дрожащее… И словно бы в овечью шкуру закутан…
Ох, бойтесь приходящих в овечьей шкуре… Получается, мы с Коровичем видели разные вещи. И что по этому поводу сказал бы психоанализ? Законы физики и прочие установки материального мира скромно помалкивали. Я твердо знал, что когда-нибудь в этой жизни меня погубит любопытство. Стиснул автомат за цевье и, крадучись, на цыпочках, двинулся к свету из тьмы.
– Ты куда, любопытная Варвара? – заволновался Корович, но попытка схватить меня за хлястик не увенчалась успехом. Я добрался до проема и, помолившись, высунулся наружу.
Я так и знал, что это глупо! Нарвемся на неприятность, а любопытство останется неудовлетворенным! Незнакомцев, если я опять чего-то не напутал, было двое. Они уже отдалились от пещеры, колыхались
– Ты был прав, Николай Федорович, любопытство косит наши ряды… Чешем отсюда, пока нам тут его полностью не удовлетворили… Будем надеяться, пещера глубокая…
Я не знаю, гнались ли за нами эти ребята или решили, что мы того не стоим. Мы даже не прислушались, доносятся ли звуки погони. Липкий страх гнал в темноту. Мы бежали, шли, расставив руки, задирая ноги, как цапли, чтобы обо что-нибудь не расколошматиться. Натыкались на скользкие холодные стены, меняли направление. И вскоре обнаружили, что оказались в извилистом коридоре. Включили зажигалку – и настроение совсем испортилось – пещера сузилась, здоровенные потеки на стенах, потолок высоко, но нам от того не легче, под ногами каменная крошка, которая скрипит, как последняя сволочь… Мы шли, потом свернули, еще раз свернули. Было холодно, но мы терпели. Периодически гасили зажигалку, чтобы не расходовать ценный газ. Страх отступал, вернулась усталость. Мы сели на корточки, прислонившись к сырой стене, передохнули. Стали прислушиваться. Тишина в подземелье царила звенящая. Помалкивали боги подземного мира. Единственный звук – где-то далеко за толщами стен капала вода. Память отмотала пленку – я вспомнил, что какое-то время мы спускались. Кислорода пока хватало – не успели далеко уйти от «улицы».
– Как дети мы с тобой, Михаил Андреевич… – прошептал Корович. – Стыдно должно быть. Что мешало поднять автомат и перебить к чертям собачьим эту кодлу? Думаешь, не попали бы? Нет, в штаны наделали, бежали, как последние трусы. Тьфу на нас. А ведь за нами никто не идет, согласен? Сидят где-то далеко и хихикают…
– Убегать надо, если страшно, Николай Федорович, – отозвался я. – Слушай ощущения, они не обманут. Если скажут ощущения: беги – значит, беги. Самому не по себе. Но после первого пришествия в Каратай я усвоил одну нехитрую вещь: пуля – не всегда аргумент, а реальность – понятие зыбкое. Здесь это так…
– То есть… все хорошо?
– Да, все нормально.
– Ну, слава хранителю, – в голосе Коровича зазвучала насмешка. – Теперь это всё выглядит объяснимо и адекватно. Кстати, – Корович задумался. – Вопрос из категории «Музыка». Какого хрена ты там пел про монахов?
– Перестань, Николай Федорович. Говорю, что видел. Одинаковые шансы у нас с тобой на психушку. Реальность, повторю, категория плавающая.
– Дошло, наконец. Мы в матрице, Михаил Андреевич…
Я крякнул.
– Бестолковый ты, Николай Федорович… Рад, что ты знаком с новинками американской киноиндустрии…
– Это не новинки, Михаил Андреевич. Это уже старинки. Когда меня в розыск объявили, я несколько дней у одной отзывчивой бабы отсиживался на квартире. Так она утром на работу уходит, а мне делать нечего, сижу и в ящик пялюсь, фильмотеку ворошу. Всю «Матрицу» пересмотрел и «Обитель зла» – там телка плоскогрудая от зомби так носится, что засмотришься; и какой-то сериал о том, как вампиры борются с оборотнями, а люди тут как бы ни при чем…
– То есть фактически, Николай Федорович, ты уже подготовлен к службе в Каратае, – засмеялся я. – Во всяком случае, в теории подкован.