Забудь дорогу назад
Шрифт:
Эту ночку определенно не стоило переживать дважды. Мы приближались к этому «новому Иерусалиму» по широкой дуге, кустами и огородами, на которых произрастало что-то чахлое, жалкое, несъедобное. Ночь окутывала лес, костер на холме у Рогатой скалы горел ровно и оранжево. Было видно, как по деревне, среди остроконечных хибар, мельтешат люди – малопонятные серые точки. Вектор перемещения людской массы явно был направлен на скалу. Доносилось что-то вроде шаманского камлания – гортанно, визгливо, монотонно. Аналог мусульманского муэдзина, созывающего народ на богослужение?
– Послушай, Николай Федорович, а ты уверен, что хочешь мне помочь? Колхоз дело добровольное, тебя ведь никто не насилует…
– Ползи, Михаил Андреевич, ползи… – злобно огрызался Корович, карабкаясь через кочки и высушенные грядки. – А то ведь вспомню, что не хочу тебе
Наши меры предосторожности не были излишними. Двое дозорных у мостика через шустрый ручеек даже пикнуть не успели, как мы лишили их голосовых связок, а потом и никчемных жизней, оттащили к бережку, сложили друг на дружку.
– Ну, надо же, – умилялся Корович. – Помнят руки, откуда растут. Как в песне, блин: в желтоглазую ночь удави…
Мы подкрадывались к скале с подветренной северной стороны. Позиция была вполне приличной – под кустами боярышника в густой кислице, в двух шагах от лощины – наиболее вероятного пути отхода. Жар от костра чувствовался телом – одно утешало: в эту ночь мы не замерзнем. Я плохо вникал в происходящее на «арене» – на освещенном костром и факелами склоне. Теснились люди – мужчины в темных ризообразных рубашках, женщины в платочках и широких многослойных юбках. Стояли стеной – молчащие, с равнодушными лицами, словно их еще не включили в розетку. Потом начали раскачиваться – сначала беспорядочно, кто в лес, кто по дрова, потом в их движениях стала проявляться определенная синхронность, люди чувствовали друг друга, и вскоре людская масса напоминала равномерно колышущееся море. Однообразное мычание зависло над поляной…
– Мать честная, какая толпа, – бормотал в тряпочку Корович. – Сколько же глупцов на белом свете…
– А может, им нравится, – возражал я. – Ты не удивляйся, Николай Федорович, следи, когда притащат Анюту. Как появится, действуем по обстановке. В общем… там решим.
– Тебе самому-то не смешно, Михаил Андреевич? У нас патронов – даже на треть этой гвардии не хватит. А бегают фанатики хорошо, не смотри, что заторможенные…
Я кусал губы и думал примерно о том же. Мы можем вспугнуть толпу на какое-то время, а что потом? А еще я обратил внимание, что в ночном мероприятии участвует в основном молодежь и сектанты среднего возраста. Пожилых почти нет. Это как прикажете понимать? Целенаправленная политика по ликвидации засидевшихся на этом свете, или в деревне еще кто-то остался?
Так называемые радения – обрядовые действия отступников от «правящего» вероучения – уже стартовали. Заезженная тема – эклектическая смесь шаманства, христианства и еще какой-то выдуманной «на коленке» религии. «Помолимся, братья и сестры! За Господа Бога нашего, за самоназванную Богородицу Мирину и пастыря общественной совести – свечу, поставленную перед престолом Божьим!» – взывал проникновенным баритоном долговязый тип в нескольких надетых друг на друга, эффектно развевающихся плащах и оскаленной волчьей пасти, означающей, как видно, шапку. Парень поднаторел на многотрудном поприще – он и был, как видно, местным религиозным заводилой. Он совершал сдержанные танцевальные па, периодически вскидывал руки к небу. Его движения, только более энергично, повторяло существо «условно» женского пола, в мешковатом длинном платье, с распущенными жидкими волосами, хорошо отработанным ястребиным взором. Та самая «самоназванная богородица» – верная спутница пастыря, правая рука и неизменный партнер по «Содому и Гоморре». Просто удивительно, как тетка с параметрами 120х120х120 умудрялась с такой легкостью отплясывать. Толпа взвыла в религиозном экстазе, и все дружно повалились ниц. Взвился в небо костер…
– Эх, сейчас бы пару пулеметов, да прямой наводкой, да патронов не жалеть… – размечтался, как маленький, Корович.
Из толпы стали выскакивать какие-то юркие личности, подбегали к костру и выстраивали вокруг него шалашиком длинные жерди. Не прошло и минуты, как вокруг костра возвышалось рослое остроконечное сооружение со своеобразным «входом» в центре, и отдельные его части уже начинали потрескивать. Расступилась толпа, «отец-радетель» принял эффектную стойку, вытянув вперед правую руку. «Кепки не хватает», – подумал я. Двое сектантов с освещенными счастьем лицами вывели из круга стройную девушку в длинной ночной рубашке. Ее волосы были распущены, по бледному лицу растекалась неуверенная улыбка. Она шла сама, а те двое делали вид, будто помогают ей в ответственную минуту. Она поднялась на пригорок, и двое церберов скромно отошли.
– Прими венец, сестра! – воззвал «пастырь».
– Прими
Девица определенно знала, на что шла. Ни тени сомнения не отразилось на ее мордашке. Она высоко подняла голову, обвела ясным взором ликующих соплеменников, развернулась и мелкими шажками засеменила к костру. Вошла в шалаш… Остолбенев от ужаса, я смотрел, как огненный смерч подхватил стройное тело, закружил. Истошный вопль… и все смолкло.
– О, нет… – прокомментировал Корович.
Люди радостно кричали, махали руками, раскачивались. Надо же, какое счастье подвалило девке… Я опасливо потянул носом. Похоже, «служба техподдержки» распылила по окрестностям какое-то вещество – для пущей, так сказать, усвояемости. Защипало в носу, запах был терпкий, в целом даже приятный, с оттенком розы и шиповника. Это было несколько тревожно. Если роза, как говорится, пахнет лучше капусты, это не значит, что и суп из нее будет лучше.
– Ты чувствуешь? – шепнул Корович.
– Чувствую, – отозвался я. – Дышим через раз. А то захмелеем, в пляс пустимся, присоединимся к нашим братьям неразумным…
Хорошо, что ветерок потихоньку отдувал эту гадость. А ведь действительно начинала кружиться голова, потекли какие-то видения, не имеющие отношения к происходящему. А на поляне все текло своим чередом. Очередную претендентку на «счастливые небесные кущи» вывели из толпы. Я напрягся, но и это была не Анюта. Невысокая девчушка с черными волосами. Ее терзали сомнения и страхи (и почему, интересно?). Похоже, эту претендентку не успели морально подготовить. Она шла на подгибающихся ногах, по лицу ее текли слезы. А толпа дружно скандировала: «Прими венец, сестра! Прими венец, сестра!» К ней тянулись руки, щупали ее, гладили. Девица ничего не чувствовала, безотрывно смотрела на охваченный пламенем шалаш. Церберы отступили, она сделала несколько неуверенных шагов, встала, растерянно оглянулась на толпу. Словно проснулась – задрожала, ужас перекосил хорошенькое лицо. А толпа неистовствовала. Могло закончиться не очень красиво – не по правилам. Но и этот пункт был продуман. «Самоназванная богородица» сделала украдкой жест, и на поляну выбежали церберы со счастливыми улыбками, подхватили девицу за руки, поволокли к шалашу. Она успела только пикнуть, а ее уже зашвырнули в шалаш! Она кричала, извивалась, пыталась выбраться, уже охваченная пламенем, нарушила целостность конструкции, и горящие жерди стали падать прямо на нее…
Смотреть на это было глупо и неправильно. Но что мы могли поделать? Разогнать толпу? Но толпа соберется снова и врежет нам такого тумака, что о спасении Анюты мы просто забудем. К некоторому удивлению, процесс жертвоприношения на этом прервался. Под восторженные выкрики дуреющих фанатиков из толпы вышли двое парней – скромных, смиренных, обоим едва по восемнадцать. Пали ниц перед пастырем, и тот отечески погладил их по головам. «Привод», – сообразил я. Кажется, так называется церемония принятия в священное братство.
– Клянетесь ли вы хранить тайну нашего учения, дети мои? – гремел под треск догорающего костра «отец прихода». – Не объявлять ее ни отцу, ни матери, ни отцу духовному? Соблюдать тайну о том, что увидите и услышите в наших собраниях, не жалея себя, не страшась кнута, огня, меча, всякого насильства? Клянетесь ли вы надеть на себя сокровенную маску?
И все, что было далее, не имело никакого отношения к нашей теме. Оставалось лишь недоумевать – где Анюта? С какой целью ее похитили? Радения вступали в новую фазу. Начиналось непосредственное празднование полнолуния (или чего они там празднуют). Гремел шаманский бубен, разгорался костер, люди двигались «паровозиком» друг за другом, притоптывали, хлопали в ладоши. В глазах уже плыло от этой извивающейся «гусеницы». По велению невидимого «хореографа» стартовал другой танец – сектанты плавно перетекли в круг, теперь они стояли плечом к плечу, но совершали все те же незамысловатые движения. Потом образовался крест, потом якорь. Потом хоровод под барабанный бой начал убыстряться, народ впадал в экстаз, кривлялся, прыгал выше головы. Многие вываливались из круга, бились в неконтролируемых конвульсиях, пускали пену изо рта. Несколько минут – и началось что-то несусветное, сущая клиника. Женщины сбрасывали с себя рубашки и блузки, трясли отвислыми грудями, пускались в залихватский пляс, хватали за руки мужчин, тянули за собой. Все верили, что в них вселяется Святой дух, бились в экстазе, в сладком изнеможении. И над всем этим непотребством возвышалась фигура духовного пастыря – он стоял в развевающемся плаще перед прогорающим костром, смотрел на беснующуюся толпу со снисходительной улыбкой. А в глазах блестело едва прикрытое презрение к этой опустившейся черни…