Забудь меня
Шрифт:
— Однако проучить ее стоит. И неделька в камере ей не повредит, — мстительно ухмыльнулся Кирилл.
Против недельки и я не возражала. Тот ужас, что я пережила, прощаясь с жизнью, еще и не того был достоин.
Капитан, что позвонил Кириллу с отчетом, сказал, что дети напуганы, конечно, но с ними все в порядке. О них позаботится Вера. Мне натерпелось с ними поговорить, успокоить. И я попросила Кирилла позвонить сестре, была вся в нетерпение, так хотелось поговорить с детьми, но, то, что я услышала по громкой связи, повергло меня в шок:
— С девочками
— Ты о чем?
— Пока Марина не договориться с отцом, и он не разрешит, я их вам не отдам. Поезжайте сразу к нему.
— То есть, как не отдашь? Ты что? — обалдел Кирилл.
— Я все сказала. Пусть Марина договаривается с отцом сначала, — Вера отключилась, оставив нас в недоумение.
На сердце стало так тяжело, словно его бетонной плитой придавило.
— Я так и знала, что будет так. Так и знала, — простонала я, впиваясь ногтями в ладони.
— Обо всем договоримся, не переживай, — ласково улыбнулся мне Кирилл, но мне было совсем не до его нежности. В случившемся сейчас, есть и его вина. Я же предупреждала. Отомстить мне детьми, для Миши как сам Бог велел сейчас.
— А ведь я тебя предупреждала, что будет именно так! Ты только представь, в каких красках им все Лена расписала и еще неизвестно как детей по дороге настроила.
— И что ты собираешься делать? Уступишь? Вернешься к нему?
В глазах Кирилла была такая боль, что мое сердце сжалось тоже, да так, что стало больно дышать, но дети для меня дороже всего на свете.
— Дети для меня дороже всего, я тебя сразу предупредила об этом, но не думаю, что Миша теперь горит желанием жить со мной.
Кирилл презрительно фыркнул:
— Я тебя умоляю! Что ему еще остается? Кому еще он нужен? Да он сам уже давно умолять тебя готов о прощение. Девочки, конечно, придают ему сил теперь. Но не прогибайся. Умоляю!
— Да мне бы только суметь их забрать, — тихо прошептала, уже готовясь к всевозможным и самым отчаянным шагам, если миром все решить н удастся. Самое главное, чтобы девчонки согласились поехать со мной, а со всем остальным, мы справимся.
***********
Несмотря на то, что, когда мы приехали, было уже поздно и приемные часы в больнице закончились, к мужу меня пустили. Видимо Ирина, Алексеевна предупредила о моем приезде.
Михаил лежал в отдельной палате. Явно Ирина Алексеевна, проявила заботу, по старой памяти, как заведующая отделением.
Михаил спал, лежа на спине, под правой рукой лежал все еще включенный планшет. Видимо, уснул Михаил недавно.
Первая эмоция от увиденного: шок!
Как же он постарел! Практически полностью поседел.
Если раньше, Михаил выглядел лет на пятнадцать, а то и двадцать, моложе своих лет, то теперь, ровно на столько же, он был своего возраста старше. Глубокие морщины, обвисшая серая кожа. Сразу понятно, что человек мало того, что тяжело болен, так еще и не одну бессонную ночь провел в тяжких и безрадостных думах о своей жизни. Возможно, даже искренне в грехах своих покаялся.
Дааа. Каждый из нас, за это время, сполна заплатил за все свои грехи. Но самое страшное было в том, что мужчина лежащей на больничной койке, был теперь для меня совершенно чужим. Я даже горечи от его предательства больше не чувствовала. Ни нежности, ни даже сочувствия и жалости, казалось бы, положенных в ситуации, когда человек в тяжелом состояние в больнице. Но их не было. Ничего я по отношению к Михаилу больше не чувствовала. НИЧЕГО! Ровно так же, как ничего не чувствуешь к десяткам прохожих на улице.
Странно. Я же должна хотя бы злиться. Или чувствовать себя обиженной, уязвленной. Но не чувствовала. Душу и сердце, словно изнутри выморозили. А может, я просто устала до такой, нечеловеческой степени за все эти дни, что сил не остались даже на эмоции.
Взяла стул, стоящий возле небольшого столика, повернула его к кровати и села. Миша открыл глаза и поспешил присесть, опираясь на подушку, далось ему это не легко. Словно действительно глубоко немощному старику.
Ну, и кому теперь из своих полюбовниц ты будешь нужен, Казанова? — проснулась-таки моя внутренняя дьяволица.
— Я ждал тебя, но задремал, прости.
— Ничего. Я тебя долго тревожить не буду, просто скажи, зачем ты это делаешь?
— Что именно?
— Ты себе даже представить не можешь, что за ужас мы с девочками пережили! А сколько страху они натерпелись пока ехали сюда, а мне нельзя их даже увидеть, обнять, успокоить!
Вот и начала оттаивать моя заледеневшая душа, наполняясь огнем ярости. Когда дело касается любимых детей — равнодушию не место.
Сделала глубокий вдох.
Спокойно, Марина. Спокойно. Помни, что Миша любит дочерей не меньше, чем ты.
— Я просто тоже очень люблю их, Марин. И не хочу потерять. Я ведь прекрасно понимаю, что, если вы их увезёте, я смогу их обнимать, не чаще двух раз в год, в лучшем случае, а для меня это мало, очень мало. И для них тоже.
— А кто тебе сказал, что мы куда-то уезжаем? Я же тебе говорила, что единственное, что мне от тебя нужно сейчас, это что бы ты, не прекращал выплачивать ипотеку. Алименты можешь не платить. Сами справимся.
— Значит, ты не поедешь с Кириллом? — глаза Михаила аж просияли от счастья и готова поклясться, надежды.
Уехать с Кириллом, жить в том доме, на берегу моря. Я бы открыла свое уличное кофе с фирменными сладостями, он бы свою охранную фирму, как когда-то мечтал, родила бы ему еще троих мальчишек, для ровного счета с нашими дочерями, и жили бы мы все долго и счастливо, у самого синего моря.
Хорошо бы было! Как в сказке. Да только у нас не сказка, а суровая быль.
— Вы тут оптом долбанулись, что ли?
— Прости! Прости меня, пожалуйста, Мариша, — Михаил взял мою руку своей, а на меня такое чувство брезгливости вдруг напало, словно по ней полз мерзкий паук.