Забвение роз
Шрифт:
За дверью оказалась уютная кухонька, в которой мирно завтракала странная компания. За круглым столом примостились школьные призраки. Перед ними дымился кофейник. Неведомым образом умудряясь наполнить чашки, духи отправляли их в рот. Мериам во всех подробностях видела, как жидкость скользит по прозрачному пищеводу и падает в желудок. У одного призрака данный орган наполнился наполовину, у второго жидкость плескалась на самом дне.
При виде адептки духи всполошились, спеша прикрыться руками. Особи женского пола и вовсе завопили: 'А, мы же голые!'. Раз - и прозрачные желудки лопнули, обдав Идти и Мериам горячим
– Завтрак, Тоби! Мне яичницу с ветчиной, тост с мёдом, пирожок с капустой и чай на травах. Побольше мелиссы. Девочке, - Идти покосилась на Мериам, до сих пор не решившую, как вести себя в подобной ситуации, - овсяную кашу с яблоком, булочку и чай. Обычный. Ики, ты сколько ложек сахара кладёшь?
– Две, - пролепетала Мериам, обошла лужу кофе и осторожно присела на свободное место.
Призраки разлетелись, кляня преподавателей и адептов, которые не дают спокойно поесть. Остался только Серый Том. Он чинно пригладил волосы, отвернулся, будто одеваясь, и явился взору уже в привычном обличии без анатомических подробностей. Идти махнула рукой, и дух с готовностью завис рядом, что-то нашёптывая ей на ухо. Куратор внимательно слушала и кивала.
В это время на столе возник накрытый полотенцем поднос.
– Приятного аппетита!
– пожелал высокий голосок. Таким говорят маленькие дети.
– Спасибо, Тоби, - отозвалась Идти, стащила с подноса полотенца и с жадностью принялась орудовать вилкой.
– А ты что не ешь?
– с набитым ртом спросила она, пододвигая Мериам тарелку с кашей.
– Тоби хорошо готовит, лучше матушки Утойке.
– Тоби - это кто?
– адептка взялась за ложку попробовала - вкусно. Не на воде сварено, на молоке.
– Тоби - это я, - пискнуло зелёное ушастое существо размером с кошку. Оно гордо взирало на потерявшую дар речи Мериам. Похоже, комплексами по поводу роста Тоби точно не страдал.
– Ага, наш верный помощник и друг, - Идти наклонилась и потрепала Тоби по голове. Тот довольно зажмурился и пробормотал, что рад служить, как и многим другим поколениям преподавателей. Ниссе, или домовые, как их привыкли называть люди, живут долго, так что Тоби не хвастался.
Мериам и не подозревала, что в Школе бурлила втора, тайна жизнь, в которую посвящены только учителя. Подумав, решила молчать о призраках и Тоби. Если адептам об этом не говорили, на то есть причины.
После завтрака Тоби мгновенно убрал со стола и положил в сумку Мериам тянучку. Её адептка нашла после, когда доставала тетрадь.
Идти, как обещала, доставила адептку к директору, только воспользовалась нестандартным путём. Встала, взмахнула палочкой и по иллюзорной лестнице через камень и штукатурку, игнорируя законы природы, провела Мериам в нужный кабинет. За время пути адептка успела узнать, из чего сделаны школьные перекрытия и какова толщина стен. Заодно одним глазком глянула на классы старших курсов.
Госпожа Нора с головой зарылась в какие-то бумаги, но сообщила, что директор ждёт.
– Ну, я побежала, - Идти ретировалась с порога Крегса, даже не удосужившись постучать.
– Итак задержалась дольше, чем на пять минут, придётся пробежаться.
Раз - и куратор исчезла. Мериам с завистью проводила её взглядом.
Селениум Крегс вертел в руках обрывок листа бумаги и с глубокомысленым видом изучал его. При появлении Мериам директор на время оставил своё занятие. Сухо поздоровался и попросил сесть. Судя по выражению лица Крегса, разговор обещал быть сложным, хотя адептка не могла припомнить за собой ни одной новой провинности. Вряд ли Лоопос пожаловался на излишнее любопытство адептки.
Мериам заняла пустующий стул, с горькой усмешкой подумав, что скоро место станет привычным. Директор протянул ей потрёпанный лист:
– Это что, адептка Ики?
Мериам посмотрела на засаленное нечто, раньше бывшее печатной страницей, взяла в руки и ахнула: это же начало четвёртой главы любовного романа! Того самого, с сердечками, окончившего свои дни в канаве по милости Тревеуса Шардаша. Но как он оказался у директора?
– Итак, что это такое, адептка?
– повторил вопрос Крегс. Как бы невзначай он положил на видное место волшебную палочку.
– Моя книжка, - растерянно протянула Мериам, осторожно положив лист обратно на стол.
– Я её читала, а мэтр...то есть господин Шардаш отобрал и выбросил. Это ведь не преступление, господин директор, - читать любовные романы.
– Конечно, - странно, но директор не улыбнулся, достал блокнот и потёр виски.
– А вот заниматься подобными вещами...
Взмах волшебной палочки - и на стол спланировал исписанный мелким почерком лист.
– Вот, взгляните и сравните.
Ничего не понимающая Мериам нахмурила лоб и потянулась за вторым клочком бумаги. Она надеялась увидеть связный текст, но обнаружила обрывки фраз из той самой злосчастной четвёртой главы. Их намешали, сотворив абракадабру. Однако взгляд Крегса говорил о том, что за такой набор букв легко отчислят даже с последнего года обучения.
Мериам отложила оба листа и недоумённо глянула на директора. От неё ждали ответа, но адептка ума не могла приложить, какого.
– То есть вам не знаком этот предмет?
– Крегс встал и навис над Мериам. Та невольно съёжилась, но взгляд не отвела.
– Почерк не мой, господин директор.
– Знаю. Это писал мужчина. Тот самый мужчина, который сидит сейчас в тюремных застенках.
Мериам окончательно перестала что-либо понимать. Какой мужчина, какие застенки?
– Так что?
– продолжал настаивать директор.
Адептка развела руками:
– Ничего. Вы меня в чём-то обвиняете, а я даже не знаю, в чём. Скажите, господин директор, что я такого сделала? Что книгу читала, призналась, за неё уже штрафные баллы начислили. Но больше ничего!
Директор не поверил. Скрестил руки на груди и напомнил, что чистосердечное признание облегчает участь.
– Адептка Ики, я ведь помочь вам хочу...
Губы Мериам дрогнули, а сознание услужливо выдало череду картинок: магические путы, дюжина солдат Белой стражи, конвоирующей её по улицам Бонбриджа в места не столь отдалённые - замок Эколь. Оттуда никто и никогда не возвращался. Сбежал, правда, когда-то давным-давно один маг, но на него невозможно было смотреть без жалости. Бедняга выжил из ума и начисто лишился дара.