Забвению не подлежит
Шрифт:
Комендантом отдела стал дядя Леня, добродушный младший лейтенант Алексей Васильевич Левинский, депутат Харьковского городского Совета. На должность старшего оперуполномоченного прибыл младший лейтенант госбезопасности Василий Филиппович Шевченко.
Вскоре Дружинин и Петров провели первое оперативное совещание. Они поставили задачи всем работникам отдела и каждому в отдельности.
Петров излагал обязанности следователя отдела, подчеркнул, что он должен постоянно обучать оперативный состав правильному оформлению следственных документов: протоколов задержания, обыска, допроса свидетелей, очной ставки…
Дружинин закончил совещание словами:
— Вы не новички! Оперативную работу
Следователю отдела и основной группе личного состава взвода охраны приказано находиться во втором эшелоне — вместе с тылами дивизии.
Оказалось, что наши тыловые подразделения почти не пострадали во время окружения. Им, правда, немного досталось от внезапно нагрянувших в поселок совхоза «Жигалово» немецких танков, потеряли несколько автомашин, кое-какое имущество, но все успели до прихода основных сил противника отступить к Торопцу. Так что вражеские клещи их не захватили.
Наша полевая почтовая станция № 609 завалена письмами. Три штатных работника ППС не могут с ними справиться. Многие воины приходят сюда и копаются в связках писем, ищут долгожданные весточки от родных. Я тоже урвал немного времени и просматриваю пачку за другой…
Нашел письмо А. Судьину. Пишет мать. Заныло тяжело сердце от одной мысли, что придется ей сообщать о смерти сына — моего боевого товарища. Никогда еще не приходилось такое писать. С чего начать? Как утешить?..
Когда уже оставалось просмотреть всего несколько связок писем, нашел адресованную мне открытку из Москвы. Какая радость! Близкие успели эвакуироваться. Отец и брат Александр — в Казани, мать — в городе Котелънич Кировской области.
Но где же моя невеста Лия? Удалось ли ей вырваться?..
Своей радостью поделился с заместителем командира дивизии по тылу батальонным комиссаром Юозасом Кончюнасом. Вспомнили Вильнюс, наше первое знакомство осенью 1940 года. На партийном собрании работников Особого отдела НКВД 179-й стрелковой дивизии он присутствовал в качестве представителя политотдела 29-го стрелкового территориального корпуса. Невысокий, худощавый, немного сутуловатый, приятные черты лица и живые, улыбающиеся глаза. Когда Кончюнасу предоставили слово, он предельно точно, причем очень наглядно охарактеризовал задачи чекистов в начальной стадии строительства социализма в Советской Литве. Вскоре мы кое-что узнали и о его прошлом. Пастушок, сынишка малоземельного крестьянина из деревни Вельбишкес Утенского уезда, он еще до первой мировой войны оказался у родственников в Петербурге, где некоторое время лечился — его пырнул бык и сильно повредил ногу. После начала войны остался в столице, поступил на фабрику, стал рабочим. Февральская, а затем Октябрьская революции застали Кончюнаса на срочной службе в армии. Классовое чутье подсказало ему правильный путь, и он решительно встал на сторону большевиков, воевал на фронтах гражданской войны и навсегда связал свою судьбу с партией Ленина.
Уже после войны Ю. Кончюнас рассказал мне о том, как, вернувшись в Литву 27 лет спустя, он посетил родной дом в деревне Вельбишкес. Там все давно считали, что его нет в живых. Сестра не узнала брата, но полуслепая старушка мать вся подалась навстречу нежданному гостю — офицеру Красной Армии и вдруг сквозь слезы прошептала: «Юозялис!..»
Долгие годы Ю. Кончюнас работал военным комиссаром Укмергского района Литовской ССР. Ушел он от нас в 1960 году в 65 лет.
Во второй эшелон вести с передовой приходили с некоторым опозданием. Мы знали, что там идут тяжелые бои. Гитлеровцам удалось форсировать Западную Двину около деревни
8 сентября всех потрясло известие о гибели командира дивизии полковника Николая Григорьевича Гвоздева. На следующий день узнали подробности этого трагического события. После того как на нашем участке фронта стихли бои и наступило относительное затишье, командир дивизии направился на передовую проверить надежность нашей обороны. Когда подошли к переднему краю, сопровождавший Гвоздева командир предложил более безопасный маршрут через лес — идти пришлось бы немного дальше, но в обход обстреливаемой снайперами противника лощины. Но командир дивизии махнул рукой и зашагал напрямик к окопам. Как только он вышел из лесочка — раздался выстрел, и… полковник Гвоздев замертво упал. Командир дивизии, конечно, не имел права так рисковать.
В первой половине сентября пришло особо секретное задание. Дело в том, что мне и нескольким работникам особых отделов других дивизий было поручено оказать помощь партийным и советским работникам, а также сотрудникам территориальных органов государственной безопасности Андреапольского района в создании совершенно секретных партизанских баз для использования их на случай захвата гитлеровцами этой местности. В течение трех недель вместе с будущими командирами партизанских отрядов бродили по густым зарослям и болотам Андреапольских лесов, по тропам, которые были известны лишь местным товарищам. По фамилиям никто друг друга не называл — как в подполье: известны только партийные клички. Я для своих спутников — товарищ Максютов. Мать хотела меня назвать Максютой, записали по деду Евсеем, а в семье пристало имя Сюта.
Наша задача — подобрать надежных партизанских связных, обучить их правилам конспирации, договориться о паролях, тайниках для передачи корреспонденции. Вдали от районного центра, от крупных сел в надежных чащобах люди, готовившиеся к партизанской борьбе, рыли землянки, строили блиндажи, складские помещения, в которые скрытно доставляли боеприпасы, запасы продовольствия, обмундирование. Так как к этой работе нельзя было привлекать посторонних людей, всем участникам данной операции пришлось быть и землекопами, и грузчиками, и носильщиками. Намаялись изрядно!
В конце сентября в основном завершили работу, и я смог вернуться, к исполнению своих прямых обязанностей. Трогательным было прощание с новыми друзьями, о которых я узнал только то, что это всей душой преданные делу партии люди.
Фронт у Западной Двины в это время стабилизировался, и части дивизии вели лишь бои местного значения.
7 октября в штаб дивизии поступил приказ: оставить позиции по Западной Двине и отходить. Новый рубеж обороны намечен аж за Волгой, в ее верховье. Странный, непонятный приказ, думал я. Как это без боя, без единого выстрела уступить врагу солидную территорию — нам предстояло отойти на 80–90 километров.
Марш совершали только ночью, тщательно маскируя колонны. Автомашины шли с закрытыми фарами, и лишь узкая щелка пропускала луч синего света, еле освещавшего коротенький отрезок дороги.
В темноте увидели зарево: пылало Саблаго — железнодорожная станция. Ее подожгла вражеская авиация. Со станции Саблаго пути уходят на северо-восток через города Пёна и Осташков на Бологое, а другой путь почти прямо на восток через Селижарово и Кувшиново в древний русский город Торжок.
Подъезжаем к Волге. Где-то поблизости, немного севернее — ее истоки, поэтому здесь она не очень широка. На сооруженных саперами плотах переправляемся на восточный берег.