Забытая история Московии. От основания Москвы до Раскола
Шрифт:
Князь Курбский писал, что Иоанн Грозный своими мерами по закрепощению бояр и князей «затворил царство русское, сиречь свободное естество человеческое, словно в адовой твердыне». Как всегда, не могли согласиться между собою представители двух структур: структуры власти и структуры оппозиции. А ведь Иоанну Васильевичу невозможно было иным, кроме закрепощения верхнего служилого слоя, способом заставить работать государственный аппарат. Мало того, именно ему выпала задача завершения внутреннего объединения страны. Ведь, несмотря на все успехи государственного строительства при его отце и деде, внутри страны оставались еще обособленные княжества, сохранявшие остатки удельной независимости: князья владели укрепленными
Исполнение этой задачи облегчалось тем, что служилые князья не составили особого сплоченного круга лиц с общими интересами. Они вступали в ряды московской придворной и служилой знати и, служа при дворе или на воеводствах, ослабляли свои связи с родовыми вотчинами и теряли свое значение самостоятельных державных землевладельцев. Наконец, разъединенные княжеские владения, ничтожные в сравнении с обширными дворцовыми землями, все более дробились между размножавшимися княжатами, сравниваясь с рядовыми боярскими вотчинами.
Боярская прослойка тоже проделала в новых условиях свою эволюцию. В удельный период бояре пользовались большим влиянием в качестве самостоятельных советников-думцев; великий князь должен был считаться с мнением этих своих вольных слуг, которые смело отказывали ему в повиновении, когда он что-либо «замыслил о себе», без ведома бояр. С объединением же Руси московские государи стали достаточно могущественными, чтобы умалить значение боярской думы вообще. Потом дошло до «приведения к общему знаменателю» и новых ее, думы, влиятельных членов – князей.
По сведениям 1409 года, при княжении Василия I Дмитриевича (сына Дмитрия Донского) наиболее влиятельным лицом в боярской среде был московский боярин Иван Федорович Кошка. Крымский хан Едигей даже называл его старейшиной бояр. Затем, когда в среду московской аристократии вошло много князей Рюриковичей и Гедиминовичей, они оттеснили старые боярские роды. При Василии Темном виднейшее место принадлежало князьям Патрикеевым-Ряполовским и Оболенским; к ним присоединился род Холмских, бывших удельных князей Тверского великого княжества. Эти роды сохраняли свое первенствующее положение среди бояр и при Иоанне III Васильевиче.
Притязаниям думских князей московский государь противопоставил возвышение своей личной власти: он утверждает самодержавие. После брака на племяннице последнего императора византийского, Софии Палеолог (1472 год), Иоанн III, говорит С. Соловьев, «явился грозным государем на московском великокняжеском столе; он… был для князей и бояр монархом, требующим беспрекословного повиновения и строго карающим за ослушание; он первый возвысился до царственной недосягаемой высоты, перед которой боярин, князь, потомок Рюрика и Гедимина должен был благоговейно преклониться наравне с последним из подданных; по первому мановению Грозного Иоанна головы крамольных князей и бояр лежали на плахе».
Знамением времени стала казнь в 1499 году князя Семена Ряполовского-Стародубского, который, по выражению Иоанна, слишком высокоумничал, вместе с князем Иваном Патрикеевым. Несмотря на родство и заслуги как их самих, так и их отцов, Иоанн III велел схватить князя Ивана Патрикеева с двумя сыновьями и зятя его Семена Ряполовского, и приговорил их к смертной казни, за тайные действия (как предполагает Соловьев) против великой княгини Софии и ее сына. Князю Ряполовскому отрубили голову; просьбы духовенства спасли жизнь князьям Патрикеевым, но их постригли в монахи.
За два года перед тем, в 1497 году казнены были отсечением головы менее значительный князь Палецкий-Хруль вместе с несколькими детьми боярскими и дьяками, за замысел убить внука Иоанна, Дмитрия, объявленного впоследствии наследником престола. За другое преступление князь Ухтомский был наказан кнутом.
Вельможи,
В новой геополитической ситуации – когда по всей Евразии, а прежде всего в Европе, начали образовываться национальные государства, российская политическая система эволюционировала именно в том направлении, которое обеспечивало концентрацию руководства и сил, позволявших дать адекватный ответ на внешний вызов. Единоличный правитель должен был иметь возможность повелевать людьми, готовыми выполнять приказ.
Время Иоанна III, – пишет Н. П. Павлов-Сильванский, – было временем, когда «переставливались старые обычаи», создавалось единовластное Московское царство на почве былого многовластия и разъединения удельной эпохи. Перемены были направлены против сохраненных князьями прав, ущемлявших права государства. Но даже при Иоанне III военные силы многих уделов считались самостоятельными военными единицами и не вводились в общий строй московских полков. Владельцы этих уделов, князья Воротынские, Одоевские, Белевские (Бельские), Мезецкие, Стародубский, Шемячич, составляли со своими дворами особые полки, и московский Разрядный приказ позволял им в походе становиться подле того или другого московского полка, справа или слева, «где похотят». В княжение Василия III исчезает и этот остаток прежней удельной особенности этих князей: их начинают ставить, не «где похотят», а где надо.
Следующий царь – Иоанн IV, указами 1562 и 1572 годов вообще воспретил служебным князьям отчуждать свои земли каким бы то ни было способом: продавать, менять, дарить, давать в приданое. Владения княжеские могли переходить по наследству только к сыновьям собственников; в случае, если князь не оставит после себя сына, его вотчина берется в казну «на государя».
Правительство очевидно стремилось к тому, чтобы переход княжеских земель из рук в руки не нарушал их военно-служебного значения. Поэтому указ 1562 года особо ограничил переход княжеских вотчин к женщинам, которые не могли нести военной службы. Княжеское владение так же, как всякая вотчина, не могло перейти ни к дочери, ни к сестре собственника. Вдова могла наследовать по завещанию только часть земель мужа, к тому же без права передачи их по наследству; после ее смерти имение отбиралось в казну.
Власть, как всегда, одно, а оппозиция – другое. Князь Курбский об указах царя говорил: «Обычай есть издавна московским князем желати братии своих крови и губити их, убогих ради и окаянных вотчин, несытства ради своего». И ясно, почему выдвинуто такое обвинение: в монархической стране государственное имущество оформлялось как государево, – и это характерно не только для эпохи Иоанна IV.
Уже при Иоанне III, – которого впервые назвали «Грозным», главные центры и волости бывшего Смоленского княжества перешли в собственность московского государя. То же произошло и с владениями князей Черниговской области: Иоанн III завещал своему сыну Василию город Воротынск со всем, что было за князьями Воротынскими, город Тарусу, принадлежавший князьям Тарусским, город Мышегу, принадлежавший князьям Мышецким. Желая удалить некоторых князей из наследственных владений, правительство давало им земли в других местностях: так, князю Михаилу Мезецкому вместо города Мещовска дали город Алексин, но без права дани и суда.