Забытая клятва Гиппократа
Шрифт:
– Им все равно ничего не удастся доказать, – оправдывался Шилов. – Успокойся, пожалуйста, и постарайся рассуждать здраво. Просто так неудачно сложились обстоятельства. Так как бояться нам нечего, этот процесс не затянется, поверь мне, Агния!
– Ты не понимаешь! – воскликнула я. – Комиссия здесь именно для того, чтобы вас раскрутить! Им нужно найти виноватых и оправдать свое существование, они хотят провести парочку образцово-показательных процессов и привлечь к ответу недобросовестных медицинских работников. Если ты полагаешь, что комиссия, выяснив правду, уберется
– Поживем – увидим, – хмыкнул Олег, устав со мной пререкаться. Он вообще этого не любил и совершенно не умел: из любого нашего спора я выходила победительницей, чувствуя при этом, что безнадежно проиграла, так как Шилов просто переставал отвечать на мои обвинения и замолкал.
Оставалось лишь надеяться, что комиссия правильно подойдет к делу и не станет устраивать охоту на ведьм, как предвидел Лицкявичус. Хотя, насколько я успела подметить, глава ОМР ошибается крайне редко.
Раби встретил меня приветливо – впрочем, как и огромный дог Лицкявичуса. Судя по всему, у главы ОМР гости случаются редко, а потому, когда их уединение нарушалось, и домоправитель, и пес радовались любому изменению в обстановке.
– А-а, женщин, который любит сладкое! – весело воскликнул Раби, открывая ворота и впуская меня внутрь, пока дог вился возле моих ног. – Заходи-заходи, будем чай пить, да?
В мой первый приезд к Лицкявичусу Раби угощал меня восточными сладостями. Этот таджик средних лет ухаживал за домом главы ОМР и за самим хозяином, как заботливая мамаша, и только ему позволялось ругать «доктора», как Раби сам его величал, без риска навлечь на себя его гнев. Мне даже казалось иногда, что Лицкявичус побаивается своего домоправителя. Раби содержал дом в безукоризненном порядке: в саду работают поливалки, а на аккуратных, чисто выполотых грядках растет всевозможная зелень. Яблоневые стволы до половины выкрашены белой краской, а небольшие клумбы с какими-то цветами свидетельствуют в пользу того, что Раби отнюдь не чужд эстетики. Думаю, правда, что Лицкявичуса вряд ли интересовали цветочки: принимая во внимание его характер, он их вообще не замечал. Кроме того, Раби заботился и о здоровье хозяина, которое после ранения и контузии сильно пошатнулось. Совершенно случайно я узнала, что отец Олега, нейрохирург, вытаскивал из черепа Лицкявичуса осколок снаряда – вот так, оказывается, тесен мир. Если бы не этот факт, возможно, мы бы не встретились и нынешний глава ОМР, скорее всего, продолжал бы колесить по «горячим точкам».
Честно говоря, я сама напросилась на эту встречу, и глава ОМР, по-видимому, не слишком-то обрадовался моему визиту. Я знала, что он по натуре одиночка и не любит, когда вокруг крутятся другие люди, если дело, разумеется, не касается работы. В этот раз я собиралась поговорить с ним о личном, а потому не была уверена, захочет ли Лицкявичус мне помочь.
– Ну, и что у вас за пожар?
Именно этими словами встретил меня хозяин дома. Подобно тому, как у каждого человека имеются свои словечки для выражения всевозможных эмоций, эти слова являлись своеобразной визитной карточкой моего босса. Он стоял в полукруглом холле лицом к окну, за которым просматривалась часть сада и улица, и повернулся на мой голос.
– Я насчет Комиссии по этике…
– А-а, – вяло протянул Лицкявичус. – Понятно.
– Садись, пожалуйста, – предложил Раби, указывая на один из длинных кремовых диванов, расположенных вокруг журнального столика. Всего их насчитывалось три, и соседний тут же оккупировала собака, устроив свою огромную
– Кофе принеси, – сказал Лицкявичус.
– Не-а, – затряс головой домоправитель. – Какая кофе, слушай? Тебе врач запретила…
– Я сам врач! – грозно зыркнул на Раби Лицкявичус.
– Какая ты врач, слушай? Дуешь кофе с утра до вечера, дымишь, как мангал, а потом Раби за таблетками бегай и лечи тебя, да? Чай принесу, да?
И, сердито качая головой, домоправитель удалился в сторону кухни.
– Да, Андрей Эдуардович, тяжелая у вас жизнь! – сочувственно проговорила я, опускаясь на мягкий диван.
– И не говорите, – буркнул он.
– Но ведь он прав, и вам действительно нельзя кофе, – возразила я.
– Еще один доктор на мою голову! Послушайте, Агния Кирилловна, Раби я прогнать не могу, потому что ему некуда больше идти, но у вас, насколько я понимаю, есть собственная квартира. Так что, если хотите и дальше пользоваться моим гостеприимством…
– Хорошо-хорошо, больше не буду – обещаю! – поспешно сказала я.
– Так что там насчет комиссии?
Я быстро объяснила, в чем дело. Когда закончила, он покачал головой:
– Дело дрянь. Комиссия сейчас поднимет всю его подноготную… Знаете, как уже прозвали эту организацию?
Я удрученно покачала головой.
– «Святая инквизиция» – по-моему, название говорит само за себя. Не сомневаюсь, что, как и у каждого из нас, в послужном списке Шилова можно найти, как бы это поточнее выразиться… прорехи, что ли? В общем, вы меня понимаете. Непременно всплывет и дело той девицы, которая выскочила из окна.
Я изумленно уставилась на главу ОМР. Откуда, черт подери, он мог об этом знать?! Когда Олег еще жил и работал в Москве – до нашего с ним знакомства, – он и в самом деле лечил одну неуравновешенную девушку по имени Инга Савостьянова. Как часто случается, пациентка влюбилась в своего врача, но он не отвечал ей взаимностью. Так вот, она и скакнула из окна больницы прямо во время совещания – на глазах, так сказать, у изумленной публики. Разбилась насмерть, разумеется. Это и стало одной из многочисленных причин, по которым Шилов переехал в Питер, бросив незаконченную докторскую диссертацию, друзей и вообще всю свою старую жизнь.
Раби вкатил сервировочный столик.
– Чай! – радостно возвестил он и бросил собаке кусок сахара, пойманный на лету. – Ужин через полчаса, – добавил домоправитель и чинно удалился.
– Олег не виноват в гибели той девочки! – сказала я.
– Это я тоже знаю, – кивнул Лицкявичус. – Надо выпить этот чай, Агния, иначе Раби придет и снова начнет бухтеть!
С этими словами он с явным отвращением схватил со столика чашку и в несколько глотков осушил ее содержимое. Я послушно взяла свою.
– Но комиссии все равно, – продолжал между тем глава ОМР. – Как в том анекдоте про украденные ложки, помните? «Ложки-то потом нашлись, но осадок остался…» Девушка умерла, и Шилов являлся ее лечащим врачом. Кстати, в его деле есть еще кое-что, к чему можно прицепиться.
– Что? – спросила я испуганно.
– Вам лучше самой спросить вашего мужа, – ответил Лицкявичус. – Я просто хочу сказать, что, хотя Шилов не совершил ничего такого, чего не делали бы мы с вами, да и любой другой медик, в данных обстоятельствах какой-нибудь мало-мальски нелицеприятный факт работает против него. Вы же понимаете, что раз уж комиссия начала разрабатывать вашего мужа, то ни с чем она не уйдет: даже если его вину в данном деле не докажут, то прицепятся к чему-то другому, свято следуя принципу, что дыма без огня не бывает!