Забытая клятва Гиппократа
Шрифт:
– Я…
Но я больше ничего не дала ему сказать. Мужчины и женщины отличаются друг от друга, как день и ночь. Тот, кто этого не понимает, – несчастный человек, так как он никогда не получит того, на что рассчитывает. Женщины часто полагают, что мужчины более черствы по натуре, – это не так. Однако они гораздо менее эмоциональны и в большинстве своем не способны на открытое выражение эмоций, хотя переживают порой даже сильнее чем мы. Почему, спрашивается, мужчины в среднем живут гораздо меньше женщин? Ну да, выпивка, наркотики, сексуальная невоздержанность, разумеется, тоже вносят свой вклад, но эмоциональная закрытость – одна из причин сокращения
Через некоторое время мы лежали на покрывале и смотрели телевизор. Вернее, телевизор просто работал, а мы блаженствовали в объятиях друг друга. Но надо знать меня: я не могу долго молчать, тем более когда тема для разговора напрашивается сама собой.
– Как там ваше дело? – осторожно поинтересовалась я, не размыкая рук.
– Какое дело? – неохотно отозвался он.
– Ладно тебе, Шилов! То самое дело. Комиссия все еще с вас не слезла?
– Знаешь, даже странно, – задумчиво пробормотал Олег, не открывая глаз. – Я и сам думал, что нас станут здорово трясти, подготовил все бумаги, а они всего один раз пришли, задали пару вопросов – и все, представляешь?
– Неужели? – не поверила я, а потом подумала о Лицкявичусе: неужели это он использовал свое влияние на главу комиссии? Вот человек, а говорил, что не станет этого делать, чтобы не навредить Шилову!
– Значит, тебя больше не беспокоят?
– Не-а…
– А когда они вынесут решение?
– Понятия не имею. Во всяком случае, похоже, они вполне удовлетворены материалами, предоставленными Багдасаряном.
– В таком случае я вообще ничего не понимаю! Зачем надо было все это затевать, если комиссия не собиралась всерьез заниматься вами? Почему бы им просто не принять выводы нашего патологоанатома?
– Ну, я так понимаю, что им пришлось, так сказать, среагировать на сигнал, – пожал плечами Шилов. – В общем, не бери в голову, ведь с самого начала было совершенно ясно, что они ничего не обнаружат: мы все сделали правильно, и я готов подписаться под каждой строчкой отчета!
Что-то меня все же смущало. Возможно, я накручиваю себя, так как привыкла во всем искать подвох? Насколько я понимала, Лицкявичус сильно беспокоился в отношении работы комиссии, а паникером его никто бы не назвал. Значит, у главы ОМР имелись на это все основания. А теперь, выходит, все в порядке, и для этого даже не пришлось никого убивать? Очень, очень странно…
– Так, значит, Анну Дурову уволили из вашей больницы за служебное несоответствие? – уточнил Павел, делая пометку в своем блокноте.
– Совершенно верно, – кивнула старшая медсестра. – Господи, кто бы мог подумать, что Аня так кончит? Честно говоря, я была против таких крайних мер.
– В смысле, против ее увольнения?
– Ну да, она ведь прекрасно себя зарекомендовала! Понимаете, Аня проработала в нашей больнице более шести лет. Человек имеет право на ошибку, и только Бог безгрешен! Но с ней поступили несправедливо, выкинув за борт как ненужный груз просто потому,
– А что все-таки случилось? – спросил Кобзев.
– Маленький мальчик умер. Большая трагедия, конечно, но ведь Аня не специально… Ребенку предстояло оперативное лечение на гастроэнтерологии. Для внутримышечной инъекции ему назначались препараты, для разведения которых использовался лидокаин. Состояние мальчика резко ухудшилось, ему провели весь комплекс реанимационных мероприятий, но спасти его не удалось. Назначили медицинскую комиссию и пришли к выводу, что Аня нарушила инструкцию по разведению препарата, вследствие чего возникла неблагоприятная побочная реакция на раствор лидокаина.
– Значит, Анна все же виновата?
– Да, но в такой ситуации ребенок вовсе не обязательно умер бы! – развела руками старшая сестра. – Просто несчастное стечение обстоятельств, а козлом отпущения стала Аня. И потом еще – так умереть… Просто ужас какой-то!
– Что вам известно о ее смерти? – поинтересовался Павел.
– То же, что и всем, – маньяк ее убил. А что, есть другие версии?
– Да нет, – покачал головой психиатр. – Пока нет.
– Вот так живешь-живешь, а потом какая-то нелюдь убивает тебя – просто так, без особой причины. Кошмар!
– А до увольнения Анны не происходило ли каких-то других эксцессов? – задал следующий вопрос Кобзев.
– Типа чего?
– Типа стычек с пациентами, столкновений с их родственниками и тому подобное. Может, кто-то остался недоволен лечением?
– Да нет, не думаю, – покачала головой старшая медсестра после недолгого раздумья. – Хотя, пожалуй, был один случай.
– Да?
– Папаша одной маленькой пациентки пытался ухаживать за Аней. Страшненький такой мужичонка, щупленький – в общем, совсем не в Анином вкусе. Причем, заметьте, – женатый! Аня была девка красивая, цену себе знала и, разумеется, дала мужику от ворот поворот. Так он после этого несколько раз мне на нее жаловался за якобы ненадлежащее исполнение обязанностей.
– И как, подтвердились сведения?
– Нет. Я так понимаю, мужик просто мстил Ане за то, что она его отвергла. Она, знаете ли, была девушка с гонором…
– А вы не в курсе, этот человек не угрожал ей после выписки дочери из больницы? Может, письма писал, преследовал?
– Извините, мы ведь не были подругами, – пожала плечами старшая сестра. – Аня со мной редко делилась, а о том мужчине я знаю только потому, что он именно ко мне приходил на нее клеветать.
– А можно узнать фамилию этого человека?
Старшая сестра выглядела озадаченной.
– Знаете, это будет нелегко, – проговорила она наконец. – Ведь сколько времени прошло-то! Но я постараюсь.
– Буду вам очень-очень признателен.
– Вы думаете, это он может оказаться тем маньяком, да? Ведь того так и не поймали…
– Все возможно, – неопределенно ответил Павел. – В любом случае необходимо проверить все варианты, верно?
Я сразу заметила, что в квартире Татьяны и Вовки появилось много новых вещей, и все они явно предназначались для старшей дочери. Создавалось впечатление, что, потеряв одного ребенка, родители пытаются восполнить эту потерю, обратив всю любовь на другого. Я увидела новый компьютер, музыкальный центр, кое-какие дорогие игрушки, хотя благосостояние семейства было средним. Я понимала своих друзей и то, что они испытывают из-за утраты Эли, но немного беспокоилась, как бы чрезмерные любовь и опека не задушили оставшуюся в живых девочку.