Забытое царство Согд
Шрифт:
– Как ты? Ноги-руки целы, – шепотом спросил сверху Шерзод.
– Тихо, кто-то идет сюда, убери веревку.
Как только Фаридун скрылся за домом, явился стражник. Постояв немного и не заметив ничего необычного, он ушел обратно. Шерзод облегчено вздохнул, сказав про себя: «Какая радость, что стражник не кинул свой взор наверх, иначе сразу заметил бы, что окно без решетки». Спустя некоторое время Фаридун выглянул из-за угла и увидел, что охрана опять погрузилась в сон. Тогда он поспешил к сараю. В темноте Фатима не сразу– Прости, не сразу узнала. Мне казалось, что это какой-то слуга следит за мной.
Они сели рядом и взялись за руки.– Да, для твоего отца я стал рабом. Какой позор для знатного согдийца!
– Утром я видела, как жестоко с вами обошлись. Но для меня ты никогда не будешь рабом. Мне ужасно стыдно за своего отца. Я не люблю его, он не истинный мусульманин. Отец безжалостен и жаден. Мой дед был совсем другим человеком.
Девушка заплакала. Фаридун прижал ее к себе, и она склонила голову на крепкое плечо юноши.– Мне стыдно, что я перед тобой в столь грязной рубахе.
Фатима глянула ему прямо в лицо.– Я полюбила тебя совсем не из-за богатой одежды, а из-за твоей чистой души. И давай не будем более об этом. Говорят, вас заставили чистить арыки?
– Трудностей мы не боимся. Самое страшное для нас – это унижение. У нас на родине таким постыдным трудом занимаются рабы. Чаще всего это пленные кочевники, которые иногда нападают на наши города.
– У отца когда-то были такие рабы, он купил их на рынке невольников. Но, оказалось, кочевники не могут работать в поле, и отец их продал.
– У меня просьба: узнай у своего отца, почему нас не продали в Согду? Что случилось?
Фатима опустила глаза.– Я случайно услышала разговор отца, – чуть слышно проговорила она. – Войны с Согдой не будет, потому что наши вожди стали воевать между собой. И говорят, что это затянется надолго.
– О Боже, выходит, мы останемся тут еще на несколько лет? – В голосе юноши было столько отчаяния, что Фатима пожалела о сказанном. – Нет, мы этого не выдержим… Теперь ясно, почему твой отец стал к нам жесток. Он мечтал заработать на нас целое стояние, но…
– Что бы ни случилось, вы должны верить в лучшее, – попыталась ободрить его Фатима. – Так всегда говорил мой дедушка. Передай это и своим друзьям, ведь вы все мне как братья. От слуг я узнала, что вас стали плохо кормить, потому принесла немного жареного мяса.
И Фатима поставила ему на колени чашку с едой, от которой шел аппетитный аромат.– Ты очень добра, но я не могу есть без своих друзей. Это будет нечестно по отношению к ним. Я сыт, а они голодны.
– Понимаю. Жаль, что не могу накормить вас всех, ведь возьму больше – на кухне это сразу заметят.
Дав девушке договорить, Фаридун наконец обнял ее, первым коснувшись мягких губ Фатимы, и влюбленные стали неумело целоваться. На следующее утро все заложники собрались в комнате Фаридуна. Он сообщил друзьям неутешительную весть:– Пока не окончится междоусобная война за власть у арабов, мы будем находиться тут. А это может растянуться на годы. Такое уже бывало.
Все принялись обсуждать, как им быть дальше. Но долгая беседа ни к чему не привела – их будущее оставалось туманным. Была вероятность того, что они останутся рабами до конца своих дней. Такой вывод всех поразил, и тогда Ардашер произнес:– Лучше смерть, чем такая жизнь.
После этих слов все погрузились в раздумья, которые прервал заглянувший в комнату Шерзод:– Сюда идет слуга, должно быть, настало время завтрака…
И все спешно разошлись по своим комнатам. После скудной утренней трапезы нужно было идти в поле. Покидая двор, Фаридун обернулся и заметил в окошке бледное лицо Фатимы. Девушка махнула ему рукой. И на его душе посветлело. Фаридун шепнул другу:– Глянь в то окошко, нам машет Фатима.
Лицо Шерзода тоже засияло.– Она знает, как нам тяжело, и желает хоть как-то приободрить.
Так почти каждый день Фатима провожала их. И всегда улыбалась, хотя на душе у нее скребли кошки из-за их несчастной судьбы. Время будто остановилось. Один день походил на другой как братья-близнецы, и, казалось, не будет этому конца. Проработав весь день в поле, в окружении стражников, уставшие, они возвращались в ненавистный дом почти в сумерки. Пленников вели по городским улицам, где на них никто не обращал внимания. Таких рабов, как они, тут было немало. Иногда пути невольников на какой-нибудь улице пересекались. Тогда эти несчастные разглядывали друг друга, пытаясь распознать своих земляков. Вот так однажды на широкой улице согдийцы сошлись с какими-то рабами. Несколько минут они шли рядом. Те по возрасту были намного старше заложников. Неожиданно один из них спросил по-согдийски:– Вы случайно не из Согды? Или, может, из Ирана?
Юноши оживились, услышав родную речь.– Да, мы из Самарканда, Бухары, Несефа, Панча, Рамитана… А вы откуда будете? – раздались взволнованные голоса юношей.
– Мы из Термеза, уже шестой год страдаем здесь. Нас доставили сюда во времена первых арабских набегов. Вначале нас было много. Но со временем кто-то ушел из жизни, а кто-то принял ислам и стал вольным человеком. Мы же отказались менять веру.
– Молодые братья, согдийцы, – заговорил седовласый раб, – пока мы идем рядом, давайте споем гимны Авесты – это укрепит наш дух и веру в великого Ормузда.
И он тут же запел немного хриплым, но приятным голосом. Его слова подхватили остальные. Все были воодушевлены: голоса звучали все громче, восторженнее, а глаза невольников загорелись, словно к ним вернулась жизнь. Песня разнеслась по всей улице, прохожие замерли на месте, слушая их. Мединцы были поражены: мужчины, укутанные в покрывала женщины и дети слушали рабов, разинув рты. А те все пели. Стражники оказались в замешательстве. Однако Саид, который ехал впереди, крикнул: