ЗАБЫТОЕ И ПРОЙДЕННОЕ МИМО (короткие рассказы и микроновеллы)
Шрифт:
Марк Твен. Из первых черновиков "Приключений Тома Сойера"
ПИАНИСТ
Пианист вышел на сцену и издевательски хихикнул, перелистав партитуру.
Деликатно переговаривавшаяся публика, блестя драгоценностями, недоуменно замерла, уставившись на него во все глаза.
Элегантно откинув назад длинные волосы, пианист подошел к стоящему посреди светового круга роялю "Беккер" и несколько раз постучал
Публика безмолвствовала.
– Ага!
– довольно сказал маэстро и достал откуда-то изнутри початую бутылку с прозрачной жидкостью. Откупорил пробку, принюхался и поморщился. По залу разнесся резкий запах керосина. В тишине кто-то судорожно не то рассмеялся, не то всхлипнул. Пианист выразительно посмотрел за кулисы и махнул рукой. Фигура в черном вынесла ведро и небольшой мешок, поклонилась оторопевшей публике и вновь исчезла в темноте.
Маэстро развязал мешок и высыпал его содержимое - древесный уголь - прямо в рояль. Поднялось облако черной пыли. Он чихнул, сосредоточенно помахал ладонью, вытер руки о белоснежную манишку и принялся брызгать на угли керосином из бутылки.
– Боже мой!
– выкрикнул кто-то на галерке. Но публика сидела, точно завороженная и только тихо дышала в такт.
– Пора, - задумчиво сказал пианист. Чиркнул спичкой и бросил ее в рояль.
Пламя, взметнувшееся вверх, было хорошим - ровным и сильным. Некоторое время маэстро отрешенно глядел на языки огня.
Потом наклонился к ведру и стал меланхолично нанизывать мясо на шампуры.
КАЗАЛОСЬ
Вечерело.
Потом привычно смеркалось.
За окном смерзался в ледяной ком бесконечный промышленный пейзаж. Сонм ангелов сварливо умещался на острие иглы - причем, некоторые еще ухитрялись там танцевать. Птицы, улетевшие на юг, удивленно возвращались с востока, сдав в аренду внутренний компас. Черепаха, несущая на себе земную твердь, ушла в отпуск, оставив вместо себя слонов, которые не справлялись. Всем был вынесен строгий выговор.
Казалось, что все как-то не так.
Казалось, что это казалось.
Но оказалось, что и это лишь казалось.
Поэтому конец света никого не удивил, оставшись лишь эпизодом между раздачей сухих пайков и купанием красного коня. Впрочем, когда красного коня хорошенько отмыли, он оказался бледным, а всадник на нем - и того хуже. Никто не успел испугаться, как все уже закончилось, и лев обреченно отправился возлежать рядом с недовольным ягненком. Ключи от рая были перекованы на мечи, мечи переплавлены на орала, а потом их потеряли. В долине Армагеддон, несмотря на протесты высшего командования, шло незапланированное братание противостоящих армий, закончившееся дискотекой и игрой в фанты на раздевание.
На второй день кто-то сказал: да будет уже, в конце концов, свет. Но света не было, поэтому вечеринка состоялась в ненадежном сиянии ядерных взрывов, отчего у некоторых
Тогда стала тьма, разверзлись хляби небесные, и все открыли зонтики.
Потом стала мера пшеницы за динарий, и чаша воды - за динарий. Но так как никто не знал отношение динария к курсу евро, все раздавали бесплатно. Тем временем верблюды беспрепятственно проходили сквозь игольное ушко, а когда спохватились, ни одного уже не осталось.
На главной площади жонглировали яблоками и предсказывали судьбу по билетам на "Титаник". Судьба всем доставалась одинаковая, и Каин раскричался, что уже устал убивать Авеля и давно пора механизировать процесс. Пока его успокаивали, прошла одна секунда Брахмы, смысла окончательно не стало ни в чем, а правила игры в крикет позабылись сами собой.
Потом надо всем этим пошел густой снег. И стало совершенно непонятно, как пройти в библиотеку.
О ЛИТЕРАТУРЕ
Литература для меня - это странность.
Это некий запутанный обряд - ритуал экзорцизма, изгнания внутренних демонов. С тем, чтобы взять потом каждого из этих демонов и препарировать его, и прибить ему перепончатые крылья гвоздями к стене, вывесить, добавить в коллекцию.
А если нет - тогда эти демоны съедят меня.
Литература - это страх.
Это неизбывно страшные ощущения, который добавляют "остроты перу". Страх того, что однажды наступит утро, проснешься - и в голове нет ни одной, мало-мальски пригодной к употреблению, мысли, которую можно выложить на лист бумаги или экран монитора. Или того хуже: есть мысли, но... набор сплошного графоманства. И тогда - все. Точка.
Литература - это радость.
Это радостное предвкушение - оттого, что в голове щелкают, стыкуются частички мозаики - и вот уже впереди видна последняя фраза, которая заставит читателя вздрогнуть, или улыбнуться, или ошеломленно покачать головой. Только не остаться равнодушным.
Литература - это злость.
Злишься, когда не можешь найти нужное слово или фразу, и мертвой ржавой чешуей сыплются к ногам неудачные обороты, глупые конструкции, затянутые предложения. А кто-то где-то в услышанном, прочитанном - взял и эту фразу уже нашел, использовал, вставил, огранил - и вот она, сияет перед тобой на страницах книги. Выдыхаешь сквозь стиснутые зубы.
Литература - это мои пятнадцать минут похмельной славы.
Как же обойтись без этого? Письма в пустоту не имеют смысла, их должен кто-то читать и откликаться на них.
СКАЗКА НА НОЧЬ
– Расскажи мне сказку.
– Сказку? Хм... почему сказку?
– Потому что я хочу сказку. На ночь.
– Ну, хорошо... А ты точно так просто не уснешь?
– Нет!
– Ну ладно. Слушай, вымогатель и шантажист.