Забытое королевство

Гуляр Петр

Не следует забывать, что наси были простым народом, так что перечисленные пасторальные радости полностью удовлетворяли все их стремления и амбиции. Если рассматривать их жизнь с этой точки зрения, нельзя не признать, что они успешно достигали тех жизненных целей, которые очерчивала перед ними их философская система. На сотни километров вокруг не было другого настолько же процветающего и приятного для жизни места, как Лицзянская долина, — да и места, где люди больше радовались бы жизни. Что могли дать им миссионеры секты, которой удалось закрепиться в Лицзяне? Они настаивали на отказе от всего, что близко и дорого сердцу наси, — вино и табак были запрещены, равно как и танцы и флирт с красивыми девушками на нескончаемых пикниках. Запрещались медиумические сеансы и общение с духами близких, всегда готовыми прийти на помощь. Культ предков порицался, любые сношения с красивейшими монастырями и храмами следовало прервать. «Что же нам тогда останется?» — спрашивали себя наси. Это не жизнь, а смерть при жизни, — заключали эти веселые, жизнелюбивые люди. В конечном итоге никто из них так и не обратился в христианство.

Глава VIII

Тибетцы

В Лицзяне проживало немалое количество тибетцев. В выборе квартала для жительства их ничто не ограничивало, однако они всегда предпочитали селиться в домах поблизости от Двойного Каменного моста, пересекавшего реку Лицзян недалеко от парка. На лугах вдоль одинокой дороги, соединявшей мою деревню с этим районом, устраивали стоянку приходящие в город караваны. Авторитет и престиж тибетской общины в Лицзяне был куда более значительным, чем можно было бы предположить исходя из ее численности. Тибетские купцы и сановники занимали лучшие дома в городе, а наси готовы были ради их удобства и благополучия выполнять любые их пожелания и прихоти. Это особое отношение и нежное расположение объяснялось конечно же этнической близостью тибетцев и наси — последние именовали тибетцев не иначе как «старшими братьями». Тот факт, что по меньшей мере один народ той же расы, что и они сами, сохранял полную независимость и обладал цивилизацией и культурой, пользующейся всеобщим признанием, весьма способствовал повышению самооценки наси. Однако братские чувства были не единственной — и, подозреваю, не главной — причиной столь радушного приема.

Когда весь береговой Китай оказался в руках у японцев и стало ясно, что Бирма долго не продержится, для торговли с внешним миром у Китая осталось всего двое «ворот»: Лицзян в Юньнани и Дацзяньлу в Сикане. Другой конец торгового пути упирался в Калимпонг, куда по железной дороге поступали товары из Калькутты и Бомбея. Лхаса стала главным перевалочным центром, и, будучи прирожденными торговцами, чиновники правительства Тибета, крупные и мелкие ламы, аббаты ламаистских монастырей и официальные лица более скромных званий без малейших колебаний ухватились за столь очевидный благоприятный шанс. Все имеющиеся в стране финансовые ресурсы были немедля мобилизованы — мне рассказывали, что в это предприятие была инвестирована среди прочего и значительная часть личного состояния далай-ламы. В Индию полетели кредитные письма, денежные переводы и просто заказы на доставку товара наложенным платежом. Тысячи тибетских купцов, мелких торговцев и обычных лоточников спустились с ледяных высот Пхари-цзонга и Джелап-Ла и заполонили душные калькуттские базары и харчевни. Все, что можно было увезти на яках или мулах, оплачивалось вперед, заказывалось или выкупалось на месте. Швейные машины, ткани, ящики лучших английских и американских сигарет, виски и джины известных марок, краски и химикаты, керосин в жестянках, туалетные принадлежности, консервы и тысячи других нужных мелочей непрерывным потоком потекли на поездах и грузовиках в Калимпонг, где их спешно перепаковывали и отправляли караваном в Лхасу. Там товар доверху заполнял залы и дворики дворцов и монастырей, после чего за него принимались профессиональные упаковщики и сортировщики. Наименее хрупкие вещи откладывались для северного маршрута — в Дацзяньлу, куда их возили на яках; другие упаковывались для доставки в Лицзян — в особенности алкоголь и сигареты, ценившиеся на вес золота в соседнем Куньмине, где изнывали в ожидании американские и британские войска. Чтобы товар пережил трехмесячный перегон по каменистым тропам, пересекающим высочайшую в мире горную гряду, и не пострадал ни от дождя, ни от палящего солнца, упаковывать его следовало умеючи и с бесконечным тщанием. И тибетцы справлялись с этим как нельзя лучше. Особенно тщательно они заботились о том, чтобы все тюки были одинаковыми по весу. Лошадь или мул могли перевозить на дальние расстояния не более 60 кэтти (1 кэтти = 1,3 фунта, или 600 граммов), а як — не более 50. Товар раскладывали небольшими кучками, которые затем заворачивали в шерстяные циновки, а то и в ковры, а потом аккуратно зашивали в мокрые шкуры. Высыхая, шкуры съеживались и сжимали содержимое тюка в единую массу — такой тюк можно было ронять, швырять, трясти, садиться на него сверху безо всякого вреда для содержимого. Ему не страшны были ни острые камни, ни толстые ветки, ни непогода. Ящики с сигаретами или швейными машинами укрепляли похожим образом, обтягивая их влажной сеткой из сшитых вместе полосок кожи.

Перевозить товар на яках было опаснее, чем на мулах или лошадях, так что купцы по мере сил старались не пользоваться этими животными для транспортировки хрупкого товара. Хотя мне приходилось слышать о «караванах яков», сам я с таким определением согласиться не могу. С моей точки зрения, караван — это организованная колонна груженых животных или автомобилей. Именно так выглядели караваны лошадей и мулов, прибывавшие в Лицзян. Но в движении яков никакой организации не наблюдалось, и колонной они никогда не ходили. Яки — не что иное, как примитивная и глупая разновидность коровы, и ведут они себя в точности как коровы, передвигаясь хаотичным, рассеянным стадом. Они то замедляются, то бросаются вперед, толкаясь и давя друг друга. Им, похоже, все равно, куда и как идти — нередко они пытаются протиснуться между двумя скалами или деревьями, несмотря на то, что препятствие можно было бы легко обойти. Помню, один мой друг как-то раз лишился ценной чугунной посуды, которую везли по его заказу из Индии. Не доходя до Дацзяньлу, як, нагруженный этой поклажей, решил пролезть между двух камней. Он ринулся в проход с такой резвостью, решимостью и силой, что от посуды остались только обломки железа, крышки да подставки. Яки — вовсе не мирные животные, как можно было бы предположить. Они подозрительны и свирепы и часто нападают на лошадей или незнакомцев. Мне не раз случалось спасаться бегством, неожиданно наткнувшись на стадо яков. Кроме того, яки не переносят теплого климата, так что работать на высотах ниже 3000 метров над уровнем моря они не могут вовсе, а лучше всего они чувствуют себя, когда пасутся на горных лугах на высоте от 3500 метров и выше.

По приблизительным оценкам, в операции «Караван», когда все другие торговые пути в Китай были заблокированы во время войны, были задействованы около 8 тысяч мулов и лошадей и около 20 тысяч яков. Длинные караваны прибывали в Лицзян практически каждую неделю. Торговля была настолько оживленной и прибыльной, что некоторые отчаянные купцы продолжали возить товар даже в сезон дождей. Дело это было весьма рискованное, но жадность брала верх. В Тибете и на его границах сезона дождей очень боятся — в это время не ходят ни караваны, ни паломники. Дороги размывает и заносит грязью, реки и горные ручьи разливаются до невероятных размеров, горы заволакивает туманом, а редкие в обычное время лавины и оползни случаются непрерывно. Немало путников нашли свою могилу под многотонными грудами камней или погибли, унесенные разъяренным горным потоком.

Немногие осознают, насколько колоссальным и беспрецедентным был внезапный бум караванной торговли между Индией и Китаем — и какое значение он имел для этих мест. Это было уникальное, захватывающее явление. Полная его история до сих пор никем не описана, однако оно навсегда останется в моей памяти как одна из величайших авантюр в истории человечества. Более того, это явление очень убедительно продемонстрировало миру, что даже если какая-нибудь ядерная катастрофа разрушит все современные средства связи и транспорта, простая лошадь, древнейший друг человека, будет всегда готова прийти на помощь и заново наладить сообщение между утерявшими связь друг с другом народами и странами.

На долгом пути из Лхасы в Лицзян караванам грозили не только опасности, связанные с сезоном дождей, болезни и другие неожиданные и непредвиденные бедствия. В Восточном Тибете — обширной области Кам, занимающей треть страны и известной как Священная земля, — действовали могущественные банды грабителей. Кам так далеко отстоит от центрального правительства Тибета в Лхасе и настолько мало исследован и исхожен, что даже жители Лхасы считают этот край таинственным и чарующим. Две другие области — У и Цанг, где располагается Лхаса — покрыты суровыми бесплодными горами и засушливыми равнинами, пыльными и пронизываемыми ветром, так что для обитателей этих краев Кам воплощает собой красоту и очарование природы, равных которым не найти во всем мире. Там, кристально чистые и нетронутые, бок о бок текут сквозь мраморные ущелья величайшие реки земли, а на горных склонах высятся обширные, величественные леса. Блистающие снежные вершины, девственные и неприступные, пронзают синее небо. Даже боги по достоинству ценят эти райские пейзажи — почти каждая вершина служит троном популярному божеству или идаму, самый знаменитый из которых — идам Демчог. По слухам, Кам богат золотом, и его ламаистские монастыри отличаются особой роскошью и красотой. Завидев кого-нибудь из кампа — народа, проживающего в Каме, — прочие тибетцы неизменно преисполняются восхищением. Мужчины-кампа, как правило, очень высокого роста и несказанно хороши собой; женщины миловидны, с белоснежной кожей.

Немалая часть этой огромной области была в начале века присоединена к Китаю и помещена под юрисдикцию сычуаньской администрации, а впоследствии вошла в состав свежесозданной провинции Сикан. В древние времена, когда Тибет еще не обратился в буддийскую веру, власть могущественных тибетских завоевателей доходила даже до Лицзяна. Однако пришествие и распространение буддизма лишило жителей этой гордой страны всякого боевого задора и сделало ее зависимой ото всех и вся.

Кам кишел грабителями и другими представителями преступного мира. Установлению такого положения вещей явно поспособствовало то, что провинция находилась под двойным контролем. Обделав дело в тибетской части, банды без помех скрывались на территории Китая — и наоборот. Дикий ландшафт этих мест — высокие горы, непроходимые доисторические леса, бурные реки — был будто создан для того, чтобы служить укрытием для разбойников. Однако далеко не все кампа промышляли грабежом; среди них немало было и людей кристально честных. Бандитизм в Тибете был давним и уважаемым ремеслом, которым обычно занимались только представители определенных племен или кланов. Ввиду недостатка точной информации о Тибете многие считают, что эта страна населена абсолютно однородным населением, одинаково одетым и говорящим на одном и том же языке, с одними и теми же обычаями и верой, безраздельно преданным далай-ламе и его правительству. В действительности это не так. Тибет делится и подразделяется на множество племен и кланов, небольших королевств, герцогств и баронств, управляющихся по феодальной системе, — их главы служат центральной администрации, подтверждая свое служение тем, что рекрутируют для нее солдат, а также присылают дань и богатые подарки Его Святейшеству далай-ламе. Кам не является исключением — он состоит из множества мелких княжеств как на тибетской, так и на китайской стороне границы. Самые значительные из этих карманных государств, уже разведанные путешественниками, — это королевство Мули, княжество Литан, великое герцогство Канцзе, герцогство Цосо, герцогство Юннин, княжество Бонцзера, не говоря о бесчисленных территориях черных ицзу, черных лису и других племенных маркизатах и баронствах. В Мули, Бонцзера и Литане не все жители принадлежат к тибетской расе, но тем не менее все они — ревностные ламаисты, и их правители издавна служили исправными поставщиками золота для сокровищниц далай-ламы. По воле случая король Мули был монгольского происхождения — его первым предком был генерал армии Хубилай-хана, вторгшейся в Лицзян и Дали через Мули: за доблестную службу великий хан пожаловал его вечным титулом короля Мули.

К северо-западу от Лицзяна и к западу от королевства Мули лежит одиночный горный хребет под названием Конкалинг. Он включает в себя три вершины высотой около 7000 метров. Открыл и сфотографировал его доктор Джозеф Рок, часто совершавший экспедиции в Мули — тамошний король был его близким другом. Эти горы — настоящее гнездо самых беспощадных разбойников, каких только видел белый свет. К западу от гор простираются две огромные территории, известные под названиями Сянчэн и Тунва. Их населяют два тибетских племени, промышляющих разбоем и грабежом. Они настолько дики, неукротимы и коварны, что даже тибетцы из других племен не решаются путешествовать по этим местам. Несмотря на то что своими размерами эти территории могли бы поспорить с рядом крупных европейских государств, ни один европеец не пересекал их границы — и вряд ли пересечет в ближайшее время. Без сомнения, в этих недоступных, неразведанных местах скрывается много интересного для путешественников и ученых. К примеру, в излучине реки Ялун в Сянчэне возвышается гордый заснеженный пик под названием Нэйдо Гьяла Пери. Те немногие из счастливцев, кому удалось увидать его издалека, оценивают его высоту в 8500 с лишним метров — вполне возможно, что эта вершина может бросить вызов и самой горе Эверест.

Именно разбойники из Тунва и Сянчэна и подстерегали обычно богатые караваны, идущие из Лхасы. Конечно же все тибетские караванщики были хорошо вооружены, и на достаточно большие караваны негодяи нападать не решались. Их добычей чаще всего становились маленькие либо плохо вооруженные караваны. Тем не менее г-жа Александра Давид-Неэль в своей книге характеризует тибетских бандитов как «разбойников-джентльменов». Я познакомился с этой замечательной женщиной еще в 1939 году в Да— цзяньлу и питаю к ней глубочайшее уважение. Вне всякого сомнения, она по праву может считаться одним из величайших путешественников на свете, и я рад, что разбойники, по счастью, обошлись с ней так милосердно и даже по-своему учтиво, столкнувшись в ее лице не только с беспомощной женщиной, но, ко всему прочему, еще и дэцзумой (преподобной аббатисой). Лично я предпочел бы иметь дело с китайскими или насийскими разбойниками, но только не с тибетскими. Китайский или насийский бандит редко убивает свою жертву. Он конечно же ограбит ее, однако сделает это с известной тонкостью и деликатностью, оставив по меньшей мере нижнее белье, чтобы бедняга мог добраться до ближайшей деревни, не нарушив правил приличия. Даму он обыскивать не будет и, более того, может даже прислушаться к ее возражениям, когда она попросит не отбирать у нее те или иные предметы туалета. Но тибетские грабители — совсем другое дело. Они руководствуются девизом «Мертвый не выдаст». Они сразу же стреляют, а потом обыскивают тело и багаж убитого в поисках ценностей. Однажды я слышал занятную историю о том, как один тунва застрелил с большого расстояния человека, а потом обнаружил, что убил собственного отца.