Забытые боги
Шрифт:
Она с досадой покачала головой, но, к огромному облегчению воина, все-таки соскочила с ограждения.
— Что случилось? Как ты меня нашел?
— Таррэн отправил. А нашел по следу.
— Врешь, у меня его нет.
— Есть, — тихо возразил бывший наемник, отводя глаза. — Я его чувствую.
Белка заметно нахмурилась:
— И давно?
— С посвящения. Но я не знаю, как это вышло.
«Зато я знаю», — подумала она, но почему-то промолчала.
Стрегон неловко помялся. Он вообще не знал, почему начал ощущать ее присутствие. Что-то звало его вперед, заставляло куда-то идти, а порой и бежать из последних сил. Например, как полчаса назад, когда лорд Таррэн велел найти его опасную пару и побыть рядом с ней. Стрегон немедленно пошел. И теперь стоял растерянный и ошеломленный, неожиданно подтвердив свои самые невероятные догадки, но совершенно не зная, что ему делать дальше.
— Присядь, — вздохнула Белка. — Раз уж пришел, гнать обратно не буду. Нарвешься еще на кого.
Стрегон хотел было возразить, что не нарвется, но волк внутри него глухо рыкнул, намекая, что в этом случае вожак их обоих турнет пинком под зад. Поэтому он смолчал, а затем послушно подошел, прислонился к перилам спиной. И, избегая прямого взгляда вожака, уставился на свои собственные сапоги, в которых, надо сказать, не было ничего интересного.
— Как там ушастые? — тихо спросила Белка, когда молчание затянулось. — Еще вопят? Ищут?
— Нет. Угомонились, — односложно отозвался он. — Дирса была одна. Второй я не учуяла.
— Нэш считает, что будут другие.
— Нэш всегда был осторожным.
«А ты нет», — подумал Стрегон, но вслух сказал другое:
— Почему ты ушла?
— Просто надоело, — пожала плечами Гончая. — Ушастых много, шуму еще больше… А здесь тихо. Можно поразмыслить над тем, почему эта тварюга на меня не отреагировала.
— Я тоже заметил, что с ней что-то не так, — согласился Стрегон и как-то слишком уж поспешно умолк.
— Что, тяжко? — покосилась на него Гончая.
— Временами.
— Рвется на волю?
— Иногда. Особенно ночью.
— Ничего. Привыкнешь.
Стрегон снова промолчал, упорно изучая землю под ногами.
Волк из него, как признавали даже золотые, получился на редкость крупным и свирепым. С другой стороны, раньше эльфы не привлекали в охотники полукровок, так что, быть может, дело объяснялось происхождением. Как и умение Стрегона закрывать разум от остальной стаи, как сила и вспыльчивость, которую он лишь недавно научился контролировать. А также белая шкура, почти человеческие глаза и абсолютная нетерпимость чужих приказов.
Лакр, посмеиваясь, частенько намекал побратиму, что это, дескать, заслуги в братстве сказались. Мол, привык быть вожаком. Во всем. Вот и здесь это наружу вылезло. Но Стрегон чувствовал, что в словах рыжего была лишь доля правды. А в действительности с ним происходило нечто странное: волк внутри его оказался разумен. На редкость силен, упрям и почему-то с первых минут своей жизни настойчиво пытался одержать верх. Куда-то рвался, спешил, злился. Более того, какое-то время назад Стрегону даже показалось, что свирепый зверь вполне осознанно старается его уничтожить.
Он говорил на эту тему со своими новыми братьями. Не раз беседовал с владыками, со старшими, даже с Широм. Однако перевертыши утверждали, что внутренний волк хоть и силен, но все же достаточно мудр, чтобы понимать, что без человека не проживет и дня. Они нашли способ договориться со своими зверьми. А Шир припомнил, что и сам когда-то испытывал похожие трудности. Но даже в самый черный день его зверь не пытался убить в себе человека, тогда как со Стрегоном возникла проблема: его волк никак не желал смиряться, не шел на компромиссы и настойчиво рвался на волю, словно не понимал, что не может существовать в одиночку. Более того, в миг обращения, когда сознание наемника раздвоилось, человек в нем едва не потерял себя. С огромным трудом он удержал память о том, что было раньше. С немалым усилием вспомнил о братстве, Проклятом лесе, о хозяине и… конечно же о Белке.
Стрегон полагал, что именно память о ней помогла ему не поддаться инстинктам и дала силы выдержать первый, самый страшный удар неожиданно проснувшегося зверя. Эта память спасла ему жизнь. Подарила единственную опору, в которой он в самый первый миг так нуждался. Она же стойко хранила его на протяжении долгих недель, когда такие же атаки повторялись с завидным постоянством. Когда взбешенный неудачами волк раз за разом пробовал человека на прочность.
Однако Стрегон выдержал. А за прошедшие годы даже научился ладить со своей второй половинкой, хотя до сих пор не мог с уверенностью заявить, что наконец нашел с ней общий язык. Было похоже, что зверь смирился с унизительным положением, признал за человеком какую-то силу. Однако стоило дать слабину, как он забывал о перемирии, и все начиналось по новой.
Пока Стрегону везло. Всякий раз после охоты он все-таки возвращался в прежнее тело. Однако сколько это будет продолжаться, он не знал. И не знал, как долго сможет противиться безудержному зову своего второго «я». Как выяснилось, зверь внутри его все еще набирал силу. Вроде пять лет прошло, и процесс, по заверениям Шира, должен был замедлиться. Но этого почему-то не случилось, и Стрегон отчетливо видел, что волк с каждым днем становился чуточку сильнее. С каждой ночью все увереннее поднимался на лапы, все требовательнее подходил к опасной границе трансформации. И все внимательнее изучал окружающий мир, делая выводы, набираясь опыта и становясь более опасным.
За последние месяцы Стрегон не раз ощущал в себе его присутствие даже посреди бела дня. Не раз слышал внутри раздраженный или недовольный рык. И с холодком чувствовал, что хитрая бестия просто избрала другую тактику, раз за разом подбираясь все ближе и явственнее, все настойчивее выглядывая через его пожелтевшие зрачки.
Вот и сегодня в зале он едва не перекинулся. А когда все закончилось, пришел на этот утес. Пришел с нетерпением, со смутной надеждой. Не слишком понимая, почему вопреки рассказам побратимов совершенно не чувствует того, что должен был испытывать, находясь рядом с неумолимым, раздраженным, откровенно недовольным вожаком.
Удивительно, но ему не хотелось упасть на брюхо или униженно вымаливать прощение, подворачивать беззащитное горло или воевать за лидерство в стае. Сейчас ему просто было тоскливо. Но причину этого состояния Стрегон не мог понять. За исключением того, что сейчас в нем бурлили чувства очнувшегося ото сна волка. Его боль. Его тревога. Его стремление быть услышанным. Именно они привели его сегодня сюда, к Белке. И именно он зачем-то искал ее этой ночью.
— Эй, ты чего? — тихо спросила Белка, когда Стрегон вдруг обхватил голову руками и сгорбился, словно внутренний зверь рвал его на части. — Стрегон, тебе плохо?